Изменить размер шрифта - +

Я все не могу решить насчет Каллия, дурак он или нет. Пожалуй, у него и без найденного в канаве сокровища хватило бы ума сделать состояние. Но его практичность в делах перечеркивается совершенной наивностью во всех остальных областях жизни. Когда его двоюродный брат — благородный, честный, бескорыстный (насколько это возможно для афинянина) государственный муж Аристид жил в бедности, Каллия упрекали в том, что он-де не помогает своему родственнику и его семье.

Осознав угрозу своей репутации, Каллий упросил Аристида рассказать на собрании, как часто он отказывался от предложенных ему денег. Благородный Аристид в точности исполнил просьбу. Каллий поблагодарил его, но денег так и не дал. В итоге теперь его считают не только скупердяем, но и совершенным лицемером. Аристид же прославился своей справедливостью и беспристрастностью. Не знаю почему. Чувствую огромные пробелы в своих знаниях этого города и его политической истории.

Прошлой ночью Эльпиниса заполнила один из них:

— У нее родился сын. Сегодня утром. Он в восторге.

Он и она, произнесенные с особым выражением, всегда означают гетеру Аспазию и ее любовника стратега Перикла. Консервативного Каллия это очень позабавило.

— Значит, сына придется продать в рабство. Так гласит закон.

— Закон так не гласит, — возразил Анаксагор. — Мальчик рожден свободным, поскольку его родители свободны от рождения.

— Это не согласуется с новым законом, на котором Перикл сам же настаивал и вынудил собрание принять. Там ясно сказано: если мать иностранка или отец иностранец… Я хочу сказать, не афиняне…

Каллий запутался. Анаксагор поправил его:

— Чтобы быть гражданином Афин, необходимо, чтобы оба родителя были афинянами. Раз Аспазия родом из Милета, ее сын не может считаться афинским гражданином и занимать государственные должности. Но он не раб, так же как его мать и как остальные иностранцы.

— Ты прав, а Каллий заблуждается. — Эльпиниса быстро все расставляет по своим местам. Она напоминает мне мать Ксеркса, старую царицу Атоссу. — Но, как бы там ни было, меня радует, что Перикл сам настоял перед собранием на принятии подобного закона. Теперь этот закон лишает афинского гражданства его же сына.

— Но у Перикла есть другие сыновья. От законной жены.

Каллия все еще глубоко задевает — или он только делает вид, — что много лет назад жена его старшего сына бросила мужа, чтобы выйти за Перикла, разбив тем самым две семьи.

— Плохие законы должны работать против тех, кто их принял, — произнесла Эльпиниса, словно цитируя чье-то изречение.

— Так сказал Солон? — спросил я.

Солон — это легендарный мудрец, афиняне часто его цитируют.

— Нет. Так сказала я. Люблю цитировать себя. Я не отличаюсь скромностью. Так кто же будет царем на нашем ужине?

Как только убирают второе блюдо, у афинян принято выбирать ведущего, который, во-первых, решает, сколько воды добавлять в вино — малое количество воды означает фривольную вечеринку, — и, во-вторых, выбирает тему беседы. Затем царь по мере возможности руководит беседой.

Мы выбрали Эльпинису. Она назначила три доли воды на одну вина. Намечалась серьезная дискуссия. И в самом деле, состоялось опасное обсуждение природы Вселенной. Я говорю «опасное», потому что существует местный закон, — нашлось место для законов! — запрещающий не только занятия астрономией, но и всяческие рассуждения о природе небес и звезд, Солнца и Луны, мироздания.

Древняя религия утверждает, что два величайших небесных светила — это божества, уважительно называемые Аполлон и Диана. Как только Анаксагор заводит речь, что Солнце и Луна — просто огромные раскаленные камни, вращающиеся в небесах, он подвергается риску быть обвиненным в святотатстве.

Быстрый переход