— Я сделаю все, что в моих силах.

— Как же я вам признателен. Только пусть его отказы не останавливают вас. Проявите настойчивость, ради нас. И вот что еще, вы знаете, что он начисто лишен эгоизма. Он не шевельнет и пальцем, чтобы спасти себя, но, если вы докажете ему, что делается все ради блага других, он не сможет вам отказать. Убедите его, что от него зависит безопасность всех нас. Такой уж он человек, побудить к действию его может только забота о других.

— Это я знаю, — кивнул Бартоломео. — Я пойду к нему и использую все аргументы.

— Я уверен, что ваши усилия будут вознаграждены.

Тут я показал себя идеальным пророком, потому что в предсказаниях опирался на факты.

Глава 21

Вечером Бартоломео вернулся во дворец д’Орси и попросил, чтобы его провели к Кеччо. По его просьбе нас с Маттео пригласили в кабинет хозяина, где уже находились два младших Моратини, Шипионе и Алессандро. Бартоломео выглядел даже более серьезным, чем всегда.

— Я пришел к тебе, Кеччо, побуждаемый чувством долга, и хочу поговорить с тобой о деле чрезвычайной важности. — Он откашлялся. — Прежде всего, ты уверен, что покушение на твою жизнь организовал Джироламо Риарио?

— К сожалению, должен признать, что да, уверен.

— Как и мы, абсолютно. И что ты собираешься теперь предпринять?

— А что я могу? Ничего!

— Ничего — это не ответ. Ты должен кое-что сделать.

— Что именно?

— Убить Джироламо до того, как он сумеет убить тебя.

Кеччо вскочил.

— Они говорили с тобой — Маттео и Филиппо. Это они надоумили тебя. Я знал, что речь снова зайдет об этом.

— Источник этой идеи только один — неодолимая сила обстоятельств.

— Никогда! Я никогда на это не соглашусь.

— Но он тебя убьет!

— Значит, я умру!

— Но ты погубишь семью. Что будет с твоей женой и детьми после твоей смерти?

— Если потребуется, умрут и они. Никто из д’Орси не боится смерти.

— Ты не можешь хладнокровно жертвовать их жизнью.

— Я не могу хладнокровно убить человека. Ах, друг мой, ты не знаешь, что для меня это значит. Я не религиозен, никогда не привечал священников, но что-то в моем сердце говорит — не делай этого. Я не знаю, что именно, совесть или честь, но этот голос ясно и отчетливо звучит во мне.

Он положил руку на сердце и говорил очень искренне. Мы проследили за его взглядом и увидели, что смотрит он на распятие.

— Нет, Бартоломео, — продолжил он, — нельзя забывать про Бога. Он всегда над нами, всегда смотрит на нас. И что я ему скажу, если мои руки будут обагрены кровью этого человека? Ты можешь и дальше убеждать меня, но, поверь мне, лучше оставаться честным и незапятнанным и, насколько возможно, придерживаться основных положений учения, которое оставил нам Иисус, скрепив его кровью из ран своих.

Бартоломео посмотрел на меня, словно говоря, что ему нечего противопоставить этим аргументам, но я энергичным кивком предложил ему продолжать. Он колебался. Совершенно не хотелось, чтобы он отступил, не позволив Кеччо должным образом сдаться. И Бартоломео предпринял еще одну попытку.

— Ты хороший человек, Кеччо, и меня глубоко тронули твои слова. Но если ты не хочешь спасти себя, подумай о других.

— Что ты хочешь этим сказать? — В голосе Кеччо слышалось недоумение, он словно пробудился ото сна.

— Есть ли у тебя право жертвовать другими? Жители Форли надеются на тебя.

— Они легко найдут себе другого вождя.