Ее имя гремело во всех знаменитых журналах: о ней писали «Пипл» и «Форчун», «Вог» и «Лэдиз Хоум Джорнал», «Донэхью» и «Сигначур».
Почти все горели желанием узнать, в чем состоит ее «секрет». Как будто этот «секрет», став известным, мог тиражироваться, продаваться и покупаться, приспосабливаться, одалживаться или уворовываться, предлагаться для достижения мгновенного успеха любому, кто пожелает его применить.
– Нет никакого секрета, – снова и снова повторяла Элен. – А если и есть, то по крайней мере мне неизвестно, в чем он состоит.
– Что для вас было труднее всего? – вновь и вновь спрашивали ее. – Начать? Приобрести клиентру? Готовить еду? Или самой большой трудностью была экономическая нестабильность – спады и подъемы? Угроза конкуренции? Непрерывные колебания кулинарной моды? Нехватка времени? Усталость? Может быть, труднее всего было совмещать воспитание детей с деловой деятельностью? Находить время для личной жизни?
– Все это в разное время представляло трудность. Но труднее всего было найти себя и определить как личность, независимо от общепринятых представлений о том, какой была или должна быть женщина, – ответила Элен. И добавила, нарушая правила строгой логики: – Самое трудное для женщины, которая хочет быть обязана своим успехом самой себе, – это обрести себя, стать личностью…
– А этого можно добиться? – задавали ей вопрос.
– Если я смогла, – отвечала Элен с улыбкой, но серьезно, – то и другие могут…
А затем она обнаружила, что есть еще одна ступень, на которую надо подняться.
Она ценила Бренду.
Гордилась Денни.
Баловала Каро и ее новорожденную сестренку.
Ровно и спокойно относилась к Лью.
Восхищалась Каролиной.
Дружелюбно подшучивала над Максом.
Презирала Джоанну.
Уважала и даже немножко побаивалась Тони.
Уверенно держалась с клиентами.
Была любезна и деловита со своими сотрудниками.
Сияла очарованием на телевидении.
Проявляла творческий подход при организации банкетов и составлении меню.
Обнаруживала твердость там, где это было необходимо.
С юмором воспринимала происшествия, если они были забавны.
Не допускала никаких шуток, если случалось что-нибудь серьезное.
А в отношениях с Элом она проявляла и другие свои качества.
Она утешала его, если он нуждался в утешении, и ожидала получить – и получала – от него то же самое.
Она хотела, чтобы он радовался ее успеху, когда ей что-нибудь удавалось лучше, чем она ожидала, и поддерживал ее, когда у нее случались неудачи и провалы.
Она искала в нем ласку и нежность, время от времени ничего не имела против доброй ссоры, хотела найти внимательное отношение, надежную опору и верное сердце.
Она и сама отдавала то, что хотела найти в другом, – и Эл поступал так же.
– Оказывается, мне надо было найти не себя, – сказала она ему. – Мне надо было найти нас – а то, что я искала, все время было рядом.
И она узнала кое-что новое для себя о счастье. Счастье было не в успехе, или деньгах, или славе. Счастье состояло в том давно знакомом, что всегда делало ее счастливой: в семье, в друзьях, в том, кто ее любил и кого она любила.
И никогда она не чувствовала себя более счастливой, чем когда была на кухне, где горели все конфорки, и готовила что-нибудь вкусное для тех, кого она любила.
– Я так давно не готовила для двоих, – сказала она Элу ранней весной восемьдесят третьего года. – А от Рейнхарта как раз прислали чудесных перепелов – они теперь поставляют и перепелов в дополнение к своим прекрасным курам. |