|
— Архиепископ произнес это едва слышно, однако в голосе его зазвучали стальные нотки. — Поручение это не потребует от вас особых усилий, господин Шардлейк, и, полагаю, вы вполне в состоянии с ним справиться. Да будет вам известно, ранее я тоже был частным лицом, профессором Кембриджа. До тех пор, пока король не затеял великий развод и ему не потребовался мой совет. Подчас Господь призывает нас выполнить свой долг, и мы не вольны ответить отказом. И ради этого нам нередко приходится пренебречь собственным покоем и безмятежностью, — добавил он, вперив в меня пронзительный взгляд. Взгляд этот не оставлял никаких сомнений в ожидавшей меня участи. Если я откажусь от тайного поручения архиепископа, мне придется отказаться и от участия в разборе прошений. Значит, я не смогу выплатить по закладной, и отцовскую ферму придется продать за долги. К тому же я имел неосторожность нажить при дворе достаточно врагов, и прибавлять к их числу архиепископа было по меньшей мере опрометчиво. Ловушка захлопнулась. Мне оставалось лишь повиноваться. — Я согласен, милорд, — произнес я с тяжелым вздохом. — Документы, подтверждающие ваши полномочия, будут отосланы к вам домой завтра, — с одобрительной улыбкой сказал Кранмер. — Я говорю о бумагах, которые позволят вам присоединиться к королевской свите в качестве законника. Он взял со стола печать и вручил ее мне. Она оказалась чрезвычайно тяжелой. — А это вы покажете Редвинтеру. Никаких писем не потребуется. — Могу я сообщить моему помощнику Бараку о полученном от вас поручении, милорд? — Да. Насколько мне известно, лорд Кромвель удостаивал этого человека своим особым доверием. Правда, по его словам, Барак отнюдь не является горячим сторонником реформ. Архиепископ пристально посмотрел на меня. — Как, впрочем, и вы. Вы ведь, кажется, изменили своим прежним взглядам. — Милорд, ныне я стремлюсь честно заниматься своим ремеслом, и ничего более. — Мне это известно. Как известно и то, что в прошлом вы были среди тех, кто надеялся привести Англию к религиозному обновлению. Надеюсь, вы и поныне убеждены в том, что истинным главой английской церкви должен являться король, а не Римский Папа, — изрек он, по-прежнему буравя меня глазами. — Божьей властью король поставлен над своими подданными, дабы наставлять их на путь истинный. Когда король говорит, сам Господь вещает устами своего помазанника. — Да, милорд, — произнес я, хотя никогда не разделял подобного убеждения. — Помните: мятежники чрезвычайно хитры и опасны. Для того чтобы одержать над ними верх, необходимы суровые меры. Я никогда не являлся сторонником жестокости, но сейчас у нас нет иного выбора. Мы должны защитить то, чего нам удалось достичь. Впрочем, если мы намерены превратить Англию в истинно христианское и благоденствующее государство, нам еще предстоит немало потрудиться. — Вы совершенно правы, милорд. Губы архиепископа вновь тронула одобрительная улыбка. — Тогда собирайтесь в путь, господин Шардлейк, и да поможет вам Бог. Он поднялся в знак того, что аудиенция окончена. Я поклонился и направился к дверям. В голове у меня вертелась мысль о том, что поручение Кранмера вряд ли заслуживает названия милосердной миссии. Мне предстоит заботиться о том, чтобы некий узник предстал целым и невредимым перед палачами Тауэра, которые обрекут его на медленную, мучительную смерть. Любопытно, что совершил этот Бродерик, если при одном упоминании его имени в глазах архиепископа вспыхивает страх? Воспоминания мои были прерваны громкими голосами, раздававшимися за стенами комнаты. |
