— Сесиль Невиль.
— Да. Герцогиня была молода, хороша собой и в чужой враждебной стране чувствовала себя одинокой и несчастной. Она прониклась симпатией к пригожему лучнику, и симпатия эта зашла так далеко, что однажды ночью он оказался в ее постели. Они провели вместе всего одну ночь, но этого было достаточно, чтобы зачать дитя. Обнаружив, что она в тягости, герцогиня решила обмануть мужа и выдать сына лучника за сына герцога. Она сообщила всем, что понесла еще до отъезда своего мужа. Когда ребенок родился, его сочли переношенным. Что до моего отца, с ним герцогиня обошлась чрезвычайно милосердно. Она могла приказать его убить. Но вместо этого отослала его прочь, снабдив соучастника своего грехопадения деньгами, вполне достаточными для того, чтобы начать новую жизнь. Да, она подарила ему целую шкатулку золотых монет, очень красивую шкатулку…
— Ту самую.
— Да. А еще кольцо с изумрудом, которое прежде носила сама.
Он вскинул руку, показывая мне кольцо.
— Отец мой никогда не снимал его. В ту ночь он передал его мне. С тех пор я ношу его не снимая.
Джайлс замолчал. Дождь барабанил по крыше с такой силой, словно хотел пробить ее насквозь.
— Но почему в тысяча четыреста восемьдесят третьем году, когда постаревшая Сесиль Невиль сделала свое признание, она не указала на вашего отца как на человека, который может подтвердить истинность ее слов?
— Она не имела понятия, где он. Не знала даже, жив ли он. О ее признании отец узнал несколько месяцев спустя.
Джайлс вновь испустил тяжкий вздох.
— В ту глухую зимнюю ночь телесные страдания моего отца отступили перед страданиями душевными. Всю свою жизнь он терзался сознанием собственного греха, ощущал свою ответственность за то, что английский престол занял человек, не имеющий на то законных прав. Он скрывал свои переживания под личиной жизнерадостности и спокойствия. Подобно ему, я тоже умею скрывать свои истинные чувства. Но вот сын его, Эдуард Четвертый, умер, и на трон взошел Ричард Третий. Радости моего отца не было предела, ибо Ричард являлся законным отпрыском герцога Йоркского и Сесиль Невиль, истинным потомком королей. Однако вскоре Генрих Тюдор, герцог Ричмонд, одержал над Ричардом победу и объявил себя королем. Кровь, что текла в его жилах, имела лишь слабую примесь королевской. Он женился на Елизавете, дочери Эдуарда Четвертого, дабы потомки его имели больше оснований претендовать на престол. Вы, конечно, помните королевское родословное древо?
— Помню. Елизавета Йоркская, супруга Генриха Седьмого и мать нынешнего короля, на самом деле является внучкой простого лучника Эдварда Блейбурна.
— Да, и моей племянницей. Принцы Тауэра тоже доводились племянниками мне, а вовсе не королю Ричарду. По иронии судьбы Генрих Седьмой добавил в жилы своих потомков не крови королей, а крови простолюдинов. Для отца моего это послужило источником новых душевных терзаний. Свой мучительный недуг он воспринял как наказание, посланное свыше.
Джайлс сделал глубокий вдох.
— В ту ночь отец заставил меня принести клятву на Библии. Я поклялся, что сделаю все, дабы вернуть на трон законных потомков королей. И использую отцовское признание, как только в этом возникнет необходимость.
— Подходящего момента вы ждали пятьдесят лет, — усмехнулся я.
— Да, я ждал долго, очень долго! — с внезапной горячностью воскликнул старик. — Год за годом я пребывал в бездействии, словно позабыв о своей клятве. Я наблюдал, как родной мой край впадает в нужду и бедствия из-за бесконечных притеснений Тюдоров. |