– Существует ли связь между бедностью, преступностью и ломбардами? – спросила журналистка из Майами, откомандированная написать об этом статью из серии публикаций о деградирующей Америке.

– Мэм, – ответил местный шериф, – вы гадите там, где едите?

В Британии подобное замечание могли бы расценить как оскорбление, чреватое увольнением с должности. Публичное выражение личного мнения, не говоря уже об отсылке к физиологическим отправлениям, не относится к поступкам правящих классов. В Штатах подобная яркая образность скорее обнадеживает, причем обнадеживает почти так же, как вид шерифа, патрулирующего ваш район с автоматом Калашникова. При условии, разумеется, что район ваш населен относящимися к среднему классу белыми.

– Вы гадите там, где едите? – усмехнулся профессор Нью-Йоркского университета, которого я умаслила восхитительным рагу из курицы по-китайски и концертом из произведений Эдуарда Элгара в обмен на его знания по криминологии. – Состоят ли экскременты из сложных биоуглеродистых соединений? Является ли природа чудом? До конца ли понято человеческое тело? А общество? А люди? Является ли чрезмерное упрощение укоренившихся социально-экономических проблем причиной всех бед нашей поляризованной страны? Черт подери, да! – Он ликующе захихикал над этим своим откровением, после чего отправил в рот очередную порцию лапши. – Вы знаете, почему у специалистов нет простых ответов? Потому что специалист и есть тот субъект, которому известно, насколько сложны сами вопросы.

Позже – когда он протрезвел – я расспросила его о том, что мне действительно хотелось разузнать. Об организованной преступности. Об Интерполе. О законах, цифровых отпечатках и зонах покрытия. Обо всем, о чем хотел бы расспросить подающий надежды студент-криминолог. И почему бы обо всем этом мне не рассказать? Он же знал меня в лицо, а ни один преступник не решился бы действовать столь безрассудно.

Как продают украденные бриллианты?

– Их передают курьеру, – объяснял мне бывший медвежатник из Хорватии, перековавшийся в правоохранителя и за определенное вознаграждение делившийся «опытом» с полицией, некоторыми университетами и, как он прошептал мне на ухо, когда мы сидели на берегу Адриатического моря, «кое-какими спецслужбами, но только не с российскими и не с израильскими, никогда в жизни. Мамой клянусь».

Его «консультация» обошлась мне в пять тысяч евро плюс бутылка шампанского, и теперь он залпом допил бокал, когда за спинами у нас садилось солнце, расцвечивая насыщенное морской влагой небо розовыми облачками.

– Я никогда бы не подался в курьеры. Тот никогда не знает, во что может влипнуть. Полиция – не проблема, главное – ребята со второй стороны сделки, в том смысле, что они могут оказаться вообще кем угодно. Но рискует всегда именно курьер, слава богу, историй об этом достаточно. Покажи мне милого парня, а потом положи перед ним бриллиант в десять карат – и увидишь чудовище. Как-то так. – Легкий щелчок пальцами, глоток шампанского, солнечные лучи, дробящиеся в гранях бокала. – Знаешь, в чем разница между профессиональным вором и дилетантом?

Нет. Я не знала.

– Профессионал знает, когда вовремя выйти из дела. Слишком заманчивая сделка, слишком прочный сейф, слишком активная полиция. Ну и ладно. Сокращай убытки и руби концы. Это всего лишь поганые деньги, ты понимаешь, о чем я?

А если сделка все-таки удается?

– Тебе платят. Может, от пяти до десяти процентов, если повезет. Самое большее, что я когда-либо получал – двадцать процентов от стоимости бриллианта, но то был случай уникальный, такое раз в жизни случается, больше никогда.