— Слава Богу! — как эхо, тихо повторила она.

Лошадь опустила голову и пошла одна к конюшням. Они поднялись по лестнице, и барон Герольд отворил дверь.

— Войди в свой дом, Клодина, — взволнованно сказал он. — Мы будем жить в нем, а не там, в свете, если ты согласна.

Клодина улыбнулась сквозь слезы.

— Согласна ли я? Неужели ты до сих пор не доверяешь мне? Я ничего другого не желаю в целом мире.

30

Прошло три года.

В кабинете Иоахима сидела в сумерках фрау Беата и беседовала со своим мужем.

— Где Эльза? — спросил он.

— Дорогой, ты становишься еще рассеянней. Где же ей быть, как не в Нейгаузе? Она не может жить без своей тети Клодины и упрашивала меня до тех пор, пока я не послала ее туда с Гейнеманом. Так прекрасно в нейгаузовской детской, и нет никого лучше тети Клодины!

Впрочем, она должна скоро вернуться… Читал ты сегодняшнюю газету? Нет, ну так ты много потерял: во-первых, там сообщается, что слух о браке между его высочеством и принцессой Еленой все более и более подтверждается.

Я нахожу, что это желательно, потому что у маленькой принцессы, несмотря на ее взбалмошный характер, сердце доброе. Она так трогательно ухаживала за герцогиней в Каннах. В последние дни герцогини она ни на минуту не выходила из ее покоев. И она всегда оказывает Клодине столько внимания, видно, ей хочется все загладить. Конечно, я совершенно уверена, что предстоящий брак не по любви, потому что она еще не забыла Лотаря; она выходит за герцога потому, что считает эго своим долгом, так же как и он…

— Я согласен, — сказал Иоахим, — что ужасно грустно жить без любящих женских глаз и нежной руки, — и поцеловал руку жены.

Фрау Беата рассмеялась — это был свежий серебристый смех, некогда околдовавший его. Он не понимал теперь, как мог прежде называть Беату, по-детски искреннюю и добрую, «варварской женщиной». Он однажды признался ей в этом, а она в ответ расхохоталась и сказала:

— Я чувствовала себя пригодной исключительно для хозяйства, а ты так высокомерно смотрел на меня, когда я уже любила тебя и твои стихи, и жаждала прекрасного в этой прозаической жизни. Но никто не хотел верить мне, ведь я была одержима бесом хозяйства, была очень скучна и чрезмерно строга…

Беата немного помолчала.

— Но слушай дальше, — и она продолжала свой рассказ. — Еще там написано, что Лотарь купил Альтенштейн. Глубокомысленный журналист пишет: «Вероятно, барон Герольд желает со временем передать старое родовое поместье своему второму сыну, родившемуся несколько месяцев тому назад; мы слышали, что пока там будет жить Иоахим Герольд фон Альтенштейн». Как «догадливы» эти люди! Мы ведь постараемся избежать этого? Иоахим, ты не увезешь меня из Совиного дома — я слишком счастлива здесь.

— Да, да, — поспешно сказал он, — мы останемся, Беата, для нас вполне достаточно места, а с тех пор как были сделаны перестройки, здесь так тихо и мирно… Надеюсь, что Нейгаузам не придет в голову потребовать этого от нас.

— О, конечно, нет! Они думают только о себе, — улыбнулась Беата. — Но я не в упрек им говорю это — мы ведь делаем то же. Знаешь ли ты, дорогой, что сегодня день нашей помолвки? Видишь, а ты забыл! Два года тому назад мы сидели у кроватки маленькой Эльзы и знали, что тяжело больная девочка спасена: она спала крепким сном выздоровления.