Его слова прозвучали для Энджел как откровение. Роури словно внезапно освободил ее от той ноши, которую она несла, сама того не замечая. Она вдруг поняла, что никогда не любила Чада и он не любил ее. Их брак был ошибкой. Чад ранил ее гордость, но не ее сердце.

— Значит, ты расстался с Сарой и отправился в Ирландию, чтобы просить меня взять на себя заботу о Лоркане, — медленно произнесла Энджел.

— Верно.

— Но, Роури, почему? Почему я? Просто потому, что я уже была няней?

— Просто поэтому. — Его голос звучал растерянно и возмущенно одновременно. Не в его правилах было поступать инстинктивно. — Я не знаю! Я должен был позвонить тебе, чтобы сообщить о несчастье, а пока я говорил с тобой, все вдруг встало на свои места.

— Это потому, что я была замужем за Чадом? Ты почувствовал, что я буду любить его ребенка…

— Так сильно, как ты любила Чада?

Энджел покачала головой. Ей было важно знать правду, но она боялась разозлить его, потому что правда была, в сущности, в том, что они совершили предательство.

— Я никогда не любила Чада, — с болью выговорила она. — Я только сейчас поняла это.

— Возможно, так оно и было, — сказал Роури почти отсутствующим тоном, словно он был за много миль от нее, словно это для него вообще ничего не значило, и Энджел испытала странное, ноющее чувство разочарования.

Должно быть, в конце концов она задремала, потому что, очнувшись, ощутила сухость во рту, лоб был в испарине, а шея болела. Вероятно, ее разбудило хныканье Лоркана.

Роури взглянул на нее. В полутьме салона ее лицо казалось неестественно бледным. Однажды его знакомая рассказала ему про совсем новую теорию, будто некоторые женщины обладают мистической способностью мгновенно реагировать на малейшие изменения в своем теле. Могла ли Энджел забеременеть? Вдруг она уже носит его ребенка?

Сердце упало в его груди при мысли о том, что он сделал.

— Может, нам остановиться где-нибудь? Мы могли бы выпить чаю и перекусить, если хочешь.

— Я бы с удовольствием, — зевнула Энджел. — Я поменяю ему подгузники, пока ты будешь возиться с машиной!

Роури засмеялся. Положительно он не мог вспомнить ни одной женщины, которая бы так терпеливо выдержала долгое путешествие в такую унылую погоду, да еще с ребенком на руках.

Было уже около восьми вечера, когда они наконец приехали к дому, где на втором этаже современного модного здания располагались апартаменты Роури.

Энджел плохо знала Уимблдон. Ей было только известно, что там проходят каждый год знаменитые теннисные турниры и что там на каждом шагу можно найти бары и гостиницы. Большую часть ее жизни в Лондоне она работала няней в районе Найтс-бридж, а во время короткого брака с Чадом они снимали квартирку за Кингс-роуд.

Как только они вошли в апартаменты Роури, сердце Энджел сжалось.

Он щелкнул выключателем, и мгновенно вспыхнуло множество скрытых лампочек. Подсветка снизу и сверху, крошечные лампочки в потолке, разменом чуть больше виноградины. Большая лампа из обработанного железа ярко горела на низком стеклянном столе. Освещение, очевидно, было сделано профессионалом. Удачно выступали из темноты картины на стенах, притягивало взгляд белое пианино в углу на белом половом покрытии. Энджел с сомнением оглядела комнату, похожую на обложку модного журнала.

Роури поставил колыбельку и позвал ее:

— Пойдем, я покажу тебе остальное.

Покорно Энджел последовала за ним в кухню, которая выглядела словно центр управления космическим полетом.