В этот же день Отари покинул привилегированную нижнюю «шконку» у окна, переехав на другое место, менее комфортное. Нары на третьем ярусе, так называемую «пальму», приходилось делить с семидесятилетним дедушкой-рецидивистом из Твери, татуированным с головы до ног, и молодым бритоголовым пацаном-первоходом из какой-то люберецкой бригады, спали в три смены. Естественно, о былом уважении не могло быть и речи. Настроение Шенгелая упало до нулевой отметки.

Новости с воли, передаваемые адвокатом, были противоречивыми.

Со слов защитника, Важа Сулаквелидзе уже знал о том, что в сизо 48/1 «крестника» не приняли за вора. Важа объяснял это интригами, которые якобы плетут русские жулики против кавказцев и Сулаквелидзе лично.

Но зато один из бойцов Шенгелая, участвовавших в наезде на фирму-должника, за достаточно скромное вознаграждение согласился взять вину на себя. Следствию было наплевать, кто именно пойдет «паровозом»: если есть преступный эпизод и есть человек, который во всем сознается, почему бы не взвалить весь груз на него?!

— Следствие подходит к концу, — сообщил защитник, — где-то через месяц дело передадут в суд. Крепитесь, Отари Константинович. Ваши друзья делают для вас все возможное. Я тоже. А теперь нам следует изменить тактику поведения на следствии. Вот, послушайте…

Ле