Глобальная сеть еще некоторое время сияла, мерцала, посылала друг другу эмоции любви, счастья, сочувствия — но потом стала гаснуть, меркнуть, и Линна вновь вернулась к привычной жизни, на Виэрел. Ощущение Союза осталось, как и раньше, смутным — лишь в одном потоке сознания вспыхивали особенно яркие искры чьих-то далеких эмоций, переживаний событий. Линна увидела Кьену, которая нежно обняла ее. И вспомнила об Алейн.

"Когда ей предложили любую помощь, выполнить любую ее просьбу, она единственное что сделала — захотела позаботиться обо мне".

"Это так, — ответила Кьена, — но ведь это так нормально, так естественно для тайри. Разве у тебя было бы не так?"

"Пожалуй, так", — согласилась Линна.

Они сидели за столиком открытого кафе, за спиной Линны взлетал к небу нереально красивый старый город, Каттолика, и древняя крепость на холме. Но Линна села так, чтобы видеть море.

Ей казалось, что такой синевы на Земле не бывает. Но много ли она знала о Земле? Адриатика плескалась будто у самых ног, васильковой равниной стелилась до горизонта и там, в лиловом мареве, переходила в ослепительную голубизну неба. Белая бухта слева, и белые камни под ногами. Черный кэриен, задумчиво лежащий у ног Алейн.

— Мне кажется, нигде нет такой синевы как здесь, на Адриатике, — вслух произнесла тайри.

Линна потянула коктейль через соломинку. Обернувшись, взглянула на крепость Градару, только что они с Алейн облазили ее, обошли весь старый средневековый город.

"Я столько лет жила на Земле, и действительно — как мало видела! Мне кажется, мне уже не надо и Космоса, и других планет".

"На других планетах все иначе. Тоже чудесно, но иначе. Творец нигде не повторяется, да и люди тоже. А это наша Земля, наша с тобой земля, я хочу, чтобы ты не забыла ее. И чтобы тебе помнилась не одна только серость и боль человеческой жизни".

"Наверное, надо сказать, что у меня была счастливая жизнь. Но я чувствую твою правоту".

"Ты была счастливее меня, Линна. Но человеческая жизнь — любая — это боль. Ты достигаешь чего-то — но только преодолением. Ты видишь, как жизнь тайри отличается от той, человеческой".

"Но так несправедливо, что только нам это дано. Мы ничем это не заслужили".

"Все же чем-то заслужили, Линна".

"Но есть много других достойных — однако они родились без защитной сети".

"Мир несправедлив. Или кажется таким — мы ведь так и не знаем, что там, за порогом смерти. Но мы сделаем все возможное, чтобы сделать его другим". Алейн перевела взгляд на спектрально-чистые синие волны и транслировала Линне свое желание поплавать.

"Идем!" — Линна немедленно вскочила. Кэриен лениво поднялся и недовольно проворчал что-то под нос. Тайри стали спускаться к морю по белой, выжженной солнцем лестнице.

Они дышали разреженным воздухом Гималаев, глядя на угловатые перепады света и тени в глубочайших пропастях, и эти пропасти казались прекраснее и притягательнее треугольных вершин, снежными лопастями вонзившихся в светлое небо.

Потом плясали на кромке атолла у лагуны, которая казалась неестественно-голубой, ели кокос и валялись под пальмами на песке.

Ночью они бродили по Парижу, пили вино в подвальчике Монмартра, а утром отправились в Лувр. Непонятно, какую притягательную силу имеют для нас оригиналы, но Линне хотелось увидеть улыбку Джоконды живьем, и так унести ее с собой, к звездам.

Не дожидаясь культурной немецкой очереди они сразу телепортировали к подножию замка Нойшванштайн, красивейшего замка мира, и пристроившись к экскурсии, вошли в святая святых, в волшебные чертоги замка Лебедя.