Кэролайн дошла до заключительных строк письма.

«Мы с тобой не были особенно близки, и, если возможно, я хотела бы наверстать упущенное. Нам представляется хорошая возможность спокойно поговорить, как ты считаешь?»

Кэролайн считала, что Джинни — хитрая лиса, она попросила у дочери единственное, в чем та не могла ей отказать. Это несправедливо, неправильно, Джинни заслуживала, чтобы ее оттолкнули. Кэролайн почти не сомневалась, что, если бы они поменялись местами, если бы она сама приглашала Джинни, та бы нашла благовидный предлог отказаться. Но она не Джинни. Она не может так поступить. Наверное, потому, что, сколько себя помнит, ей всегда не хватало материнского тепла, и вместе с тем она всеми силами стремилась не походить на Джинни. И сейчас не собиралась меняться.

Глава 2

Анетт Сент-Клер не походила на свою мать ни внешне, ни характером. Вирджиния была миниатюрной, Анетт — высокой, Вирджиния была блондинкой, Анетт — брюнеткой, Вирджиния была холодной, Анетт — сердечной. Внешне Анетт более всего походила на старшую сестру, Кэролайн, и это обстоятельство она кляла многие годы. Кэролайн всегда и во всем была первой — лидером класса, отличницей, — и для Анетт было сущей пыткой иметь такой пример перед глазами. Сама она была сильна не столько умом и школьными достижениями, сколько душой и характером, В классе она была всеобщей любимицей, подруги шли к ней за поддержкой и утешением. Она умела выслушать, помочь советом.

К сожалению, награды и похвальные грамоты присуждают не за любовь одноклассников, и отдельный пункт в резюме для этого качества также не предусмотрен. Но Анетт не расстраивалась, ей не требовалось резюме, она была женой и матерью и считала это своей единственной работой, важнее которой нет и быть не может. Она гордилась тем, что выполняет эту работу хорошо, отдавая ей не меньше шестнадцати часов в сутки, а награду за труды видела в том, что у нее есть любящий муж и пятеро замечательных детей. У ее сестры Кэролайн не было ни того, ни другого. И хотя в детстве Анетт завидовала Кэролайн, сейчас она ни за что бы не поменялась с ней местами. Не поменялась бы она и с Лиа, бедной, жалкой Лиа, которая вела такую же пустую жизнь, как и Джинни. В девятнадцать лет она вообразила, что влюбилась — наверное, ей просто нравилось считать себя влюбленной, — выскочила замуж и в двадцать уже развелась. В двадцать два снова вышла замуж и через три года опять развелась. В итоге сейчас, в свои тридцать два, она живет одним днем, вернее, одной ночью, но, несмотря на бурную личную жизнь, так и остается одинокой.

Анетт никак не назовешь одинокой, и времени свободного у нее нет, вот почему она проигнорировала пухлый конверт, лежащий на кухонном столе вместе с другой почтой. Марка со штемпелем Филадельфии и изящный четкий почерк, которым был выведен адрес в Сент-Луисе и подпись «миссис Жан-Поль Максим», не оставляли сомнений в том, от кого пришло письмо. Анетт решила, что письмо может и подождать — видит Бог, ей самой не довелось дождаться, когда мать обнимет ее и нежно скажет: «Я люблю тебя».

Нет, Джинни не заслужила права отнимать у нее время, особенно если учесть такое количество дел. С утра она отвезла на занятия двенадцатилетнего Томаса, затем заехала в универмаг «Ниман-Маркус», чтобы купить платья для шестнадцатилетних близняшек к банкету, который состоится через две недели. Попутно, раз уж она там оказалась, Анетт подобрала подходящие к платьям туфли и нижнее белье. Сейчас, когда большие напольные часы в холле вот-вот должны были пробить час, Анетт, нагруженная свертками, собиралась отнести покупки на второй этаж. Гора свертков грозила развалиться, но в это время очень кстати появилась экономка Чарлин.

—Позвольте я помогу, миссис Максим.