— Ты тупая, ненормальная, эгоистичная дура. Ты так ничему и не научилась?

Дел лежала на спине, меч был под ней. Она попыталась дотянуться до ножа.

— Нет, баска, не получится, — я наступил на ее запястье ногой и слегка надавил. Ровно настолько, чтобы она не смогла им пошевелить. Нож блестел в лунном свете рядом с ее пальцами.

— Что… ты собираешься меня убить только потому что я оскорбил тебя? Потому что я назвал тебя дурой? Или эгоисткой? — я засмеялся, глядя на ее гримасы. — Ты дура, баска… тупая, эгоистичная, несмышленая девчонка, помешавшаяся на мести.

Пряди роскошных волос соскользнули с ее горла. Я видел как дернулась кожа, когда Дел тяжело сглотнула. Сухожилия туго натянулись.

— Нет, — резко сказал я и наклонился, чтобы поднять ее с земли.

Она тут же перестала сопротивляться и затихла. Я уже успел испытать на себе результаты уроков ее братьев и не собирался предоставлять ей шанс снова отработать на мне этот прием. Удар, нацеленный в пах, я принял голенью. Получилось больно, но не так, как могло бы. Потом я сгреб в один комок плащ, тунику и кожаную перевязь и, оторвав Дел от земли, наполовину пронес, наполовину проволок ее футов тридцать или сорок и прижал спиной к огромному валуну. Я удерживал ее единственным известным мне способом: надавив на нее всем своим весом. Дел оказалась между мною и камнем. Ей некуда было деваться.

Ни ножа. Ни меча. У нее оставались только слова.

— Ты испуган, — выдохнула она мне в лицо. — Ругай меня, если хочешь… обзывай меня как хочешь. Говори все, что приходит в голову, если тебе от этого легче. Это ничего не меняет. Я вижу страх на твоем лице, в твоих глазах… Я чувствую его в твоих руках, Тигр. Ты напуган до смерти. Из-за меня.

Вот этого я не ожидал.

— Напуган, — меньше горячности, но не меньше уверенности. — Я знаю тебя, Тигр… Ты провел последние шесть недель, истязая себя за то, что сделал. Ведь я права? Каждый день и каждую ночь последние шесть недель ты мучился, боясь, что я умерла, и боясь, что я жива. Потому что если бы я умерла, ты не смог бы жить с этим… зная, что убил свою Северную баску, — только раз она качнула головой. — Нет, не смог бы… Песчаный Тигр не такой безжалостный и бесчувственный убийца, каким хочет казаться. И ты молился — просто на всякий случай — ты молился, чтобы я осталась жива и тебе не пришлось бы ненавидеть себя. И одновременно все эти шесть недель ты боялся, что я останусь в живых. Потому что если бы я выжила и нам довелось бы когда-нибудь встретиться, тебе пришлось бы передо мной объясняться. Тебе пришлось бы сказать мне, почему. Пришлось бы придумать как оправдываться.

Я медленно разжал руки, отвернулся. Сделал два неверных шага от нее. И остановился.

Аиды, баска. Ну почему с тобой всегда так больно?

— Ну вот, Тигр, — безжалостно продолжила она, — вот мы и встретились. Пришло время для объяснений, рассказов, оправданий…

Я резко прервал ее:

— Ты за этим приехала?

— Я сказала тебе, зачем приехала, — отрезала она, ничуть не смутившись. — Никто теперь не будет танцевать со мной, тем более в Стаал-Уста… да и вообще на Севере. Здесь у женщин больше свободы, чем на Юге, но и у нас мало кто из мужчин согласится танцевать с женщиной, тем более серьезно тренироваться. А мне это нужно. Очень. Я потеряла силу, скорость, гибкость… Ты нужен мне, чтобы танцевать. Я должна убить Аджани, а для этого мне нужно быть в хорошей форме.

Я повернулся, собираясь что-то сказать, но все слова вылетели из головы, когда я увидел как она прижимается к камню.