— Это слишком упрощенная точка зрения, — сказал он. — Я тебе об этом уже говорил. И о роли каждого сына-примарха. О роли каждого легиона. Есть защитники и избранники, есть штурмовики и преторианцы… У каждого из нас есть свои обязанности. Шестой легион — это палачи. Мы — крайняя мера. Когда все остальные терпят неудачу, именно от нас ожидают невозможного.

— Разве это не относится ко всем легионам?

— Ты все еще не понял, скальд. Я говорю о разных пределах. Есть границы, которые другие легионы не могут переступить. Есть границы чести, преданности и достоинства. Есть деяния столь жестокие и безжалостные, что совершить их могут только Влка Фенрика. Для этого мы и созданы. Без сомнений и чувств, без колебаний и капризов. Мы гордимся тем, что мы единственные среди Астартес, кто никогда, ни при каких обстоятельствах не откажется нанести удар по приказу Всеотца, какой бы ни была указанная цель и причина для ее поражения.

— И поэтому Шестой легион считают таким жестоким, — сказал Хавсер.

— Это не главное. Это лишь следствие нашей беспощадности. Мы не кровожадные дикари. Но выполнение заданий, неприемлемых для остальных легионов, на протяжении двух последних столетий создало нам такую репутацию. Другие легионы считают нас безудержными и неуправляемыми псами, а истина в том, что мы подверглись самой жестокой дрессировке.

Длинный Клык хотел сказать что-то еще, но по его телу прошла дрожь, и он на мгновение прикрыл глаза.

— Боль? — спросил Хавсер.

— Ничего. — Длинный Клык пренебрежительно махнул правой рукой. — Пройдет.

Он вытер кровь с губ.

— Мы преданные Всеотцу убийцы, — повторил он. — И запугивать других для нас дело чести. Этим и объясняется отношение к нам как к безумцам. Мы не признаем страха. Ему не место в нашей жизни. На поле сражения мы выходим без страха. Он не может нами управлять. Он не может сковывать нам руки. Мы изгоняем его из своих сердец и мыслей.

— Значит, истории? — спросил Хавсер.

— Вспомни, насколько сурова наша жизнь, — сказал Длинный Клык. — Беспощадные условия на Фенрисе и нескончаемые битвы против врагов человечества. В чем нам искать отдых от всего этого? Не в изысканных же развлечениях смертных. Не в вине, женщинах или пирах.

— А в чем же?

— В том, в чем мы себе отказываем.

— В страхе.

Длинный Клык усмехнулся, хотя его усмешка была окрашена кровью.

— Вот теперь ты понял. В Этте, у очага, под сказания скальда. Только там и тогда мы позволяем страху вернуться. И то если только сказание хорошее.

— Вы позволяете себе испытывать страх и в этом находите отдушину?

Длинный Клык кивнул.

— Каким же должно быть такое сказание? О войне? Или об охоте на морского змея…

— Нет-нет, — остановил его Длинный Клык. — Этих существ мы можем убить, даже если добиваемся успеха не каждый раз. В этом нет страха. Скальд должен составить сказание о том, чего мы не в состоянии одолеть. Я говорил тебе именно об этом. О чем-то, что устоит против наших клинков и болтеров. О чем-то, что не умрет, даже если очень постараться. О том, чья нить не рвется.

— Вечное зло.

— Вечное зло, — согласился жрец.

Он посмотрел на Хавсера и снова закашлялся, сплевывая кровь.

— Сказание должно быть хорошим, — напомнил жрец.

— Я родился на Терре, — начал Хавсер.

— Как и я, — горделиво добавил Длинный Клык.

— Как и ты, — кивнул Хавсер и снова начал свою историю.