— Это был вигхт? — спросил он. — Я слышал голос из Подвселенной?
— У него было имя? — спросил Варангр.
— Кормек Дод, — ответил Хавсер.
— Значит, это не вигхт, — заявил Скарссен. Он ссутулился, как будто от разочарования. — Почти, но все же не он.
— Может, еще и похуже, — проворчал Трунк.
— Не говори так! — отрезал Скарссен.
Трунк склонил голову:
— Я понял свою ошибку и постараюсь ее исправить.
Хавсер спросил, что все это значит, но ему никто не ответил. Его рассказ на короткое время возбудил в них интерес, но теперь тема была исчерпана. Ярл снова вернулся к разговору о смерти.
— Мы сжигаем своих мертвецов, — сказал Скарссен. — Таков наш обычай. На Фенрисе нет мест для погребения. Зимой земля твердая как камень, а летом ее очертания слишком изменчивы. Мы не ставим ни памятных знаков, ни надгробий, не роем могил на радость червям, как делают другие люди. Зачем все это мертвому человеку? Кто захочет, чтобы его вигхт был придавлен землей и прикован к одному месту? Если нить оборвана, он должен бродить там, где ему нравится. А надгробный камень пришпилит его к земле.
— Сказание лучше, чем камень, — добавил Варангр. — Лучше, чтобы помнить мертвых. А ты знаешь, как поминать мертвых, скальд?
Медик, лечивший его на полевой станции в Восточном Рожнике, потратил немного времени, чтобы рассказать, что им почти удалось спасти его ногу.
— Осколочное ранение вылечить нетрудно, — сказал он, словно обсуждая покраску стен. — Все дело в ударной волне. Тебя бросило в стену, а потом сверху упала балка.
Хавсер ничего не чувствовал. Он полагал, что все ощущения подавляли опиаты. Полевая станция Ломбардийского Хорта была в самом бедственном положении и явно испытывала недостаток снабжения. Халат, маска и шапочка медика не отличались чистотой, так что было ясно, что он не переодевается между посещениями пациентов. Но на хромированном инструментальном подносе рядом с его койкой лежало несколько недавно использованных шприцов. Медики тратили на него драгоценные препараты. Он пользовался особым вниманием. На важного пациента тратил свое время специалист.
Вполне вероятно, из-за него погибнут несколько солдат или, по крайней мере, будут страдать от боли.
А он ничего не чувствовал.
— Я уверен, аугментика компенсирует потерю, — ободряющим тоном сказал врач.
Он казался очень усталым. Вернее, его глаза казались усталыми. Поверх забрызганной маски Хавсер только и мог видеть что усталые глаза.
— Жаль, но здесь я больше ничего сделать не могу, — продолжал медик. — У меня нет соответствующих ресурсов.
Глаза без рта и носа. Хавсер ничего не ощущал, но сквозь наркотическое оцепенение пробилась какая-то мысль. Глаза без рта и носа, глаза поверх маски. Это неправильно. Он привык видеть по-другому. Рот без глаз. Улыбающийся рот и спрятанные глаза.
Потрясающие глаза, спрятанные под желтым визором.
— Василий, — произнес он.
— Хм? — откликнулся медик.
Снаружи донесся чей-то крик. Кибернетический транспорт привез новую партию носилок с ранеными.
— Василий. Капитан Василий.
— А. Она не выжила, — сказал медик. — Мы пытались ее спасти, но ранения оказались слишком тяжелыми.
Хавсер ничего не чувствовал. Его мысли недолго будут оставаться в таком состоянии.
— Мурза, — сказал он.
Губы стали липкими. Голос вытекал словно клей.
— Кто?
— Второй инспектор. |