Почтари иззябшими, дрожащими руками наскоро отпрягли прежних и
впрягли новых лошадей. Новый конвой, с майором Лапи во главе,
молодецки строился впереди и сзади экипажа.
- Eh bien, pourquoi ne partons nous pas? (Что же мы не едем?) -
громко спросил Наполеон, с досадой высунувшись из колымажки и не
обращая внимания ни на бургомистра, ни на его речь. Толпа,
разглядев ближе императора, стояла в том же мрачном безмолвии.
Офицеры метались, почтари торопливо садились на козлы и на
лошадей. Авроре мгновенно вспомнилось ее детство, деревня дяди,
бегущая собака и крики: "Бешеная! спасите!" "Да, вот что мне
нужно! вот где выход! - с непонятною для себя и радостною
решимостью вдруг сказала себе Аврора. - И неужели не казнят
злодея? Базиль! храни тебя господь... а я..." Она, перекрестясь,
опустила руку под бешмет, рванулась из-за тех, кто теснился к
экипажам, выхватила из-под полы пистолет и взвела курок.
Бургомистр в это мгновение крикнул: "Виват!" Толпа, кинувшись за
отъезжавшим возком, также закричала. Наполеон небрежно-рассеянно
посмотрел к стороне толпы. Его по-прежнему недовольные глаза на
мгновение встретились с глазами Авроры. "А! видишь меня? знай
же..." - подумала она и выстрелила. Клуб дыма поднялся перед нею
и мешал ей видеть, удачен ли был ее выстрел. Она судорожно
бросилась вперед, обгоняя толпу. Ей мучительно хотелось узнать,
чем кончилось дело. Но отъезжавший конвой, по команде майора,
полуоборотясь, направил дула карабинов в ту сторону, где,
заглушенный криками толпы, послышался пистолетный выстрел и где
бежал в бешмете невысокий и худенький шляхтич. Раздался громкий
залп других выстрелов. В толпе повалилось несколько человек, в
том числе выстреливший в императора шляхтич. Он, точно
споткнувшись о что-нибудь и распластав руки, упал ничком и не
двигался.
- Фанатик? - спросил, зевнув, Наполеон, усаживаясь глубже в
подушки возка.
- Какой-нибудь сумасшедший! - ответил Коленкур, поднимая окно
возка.
Толпа, увидев трупы, в безумном страхе бросилась по улицам. Одни
запирались в своих домах, другие спешили уйти из города. Урядник
Мосеич, оттертый толпой, успел в общем переполохе доехать
переулком до выгона, подождал юнкера, подумал, что тот, по
неосторожности, попал в плен, и, прячась за мельницами и
огородами, поскакал к лесу.
Оставшийся за сменою итальянский конвой оцепил постоялый двор и
улицу. Из толпы было схвачено несколько человек; арестовали и
хозяина постоялого двора. Им стали делать допрос. Тела убитых
внесли под навес сарая. Между ними был и мельник-литвин.
Полуоборотясь к мертвой Авроре, он лежал с открытыми глазами и,
как недавно, будто шептал ей:
- Папочку, а паночку!.. что я тебе скажу?
Мосеич достиг леса, куда незадолго перед тем явился с своим
отрядом и Сеславин. Оба партизана бросились с двух сторон на
Ошмяны. Итальянский конвой был захвачен. Фигнер узнал о смерти
Крама. Ругаясь, кусая себе руки и проклиная неудачу, он решил тут
же перестрелять арестованных. Сеславин воспротивился, говоря, что
выгоднее всех взять в плен и от них доведаться о дальнейших
намерениях неприятеля.
- Ну и возись с ними, пока на тебя же не наскочат другие, -
сказал Фигнер. - Ох, уж эти неженки, идеологи!
- Да чем же идеологи? - спросил, вспыхнув, Сеславин. - Вам бы все
крови.
- А вам сидеть бы только в кабинете да составлять сладкие и
чувствительные законы, - кричал Фигнер, - а эти законы первый
ловкий разбойник бросит после вас в печь!
Сеславии стал было снова возражать, но раздосадованный Фигнер, не
слушая его, крикнул своей команде строиться, сел на коня и
поскакал за город. |