|
- Ох, уж эти неженки, идеологи! - Да чем же идеологи? - спросил, вспыхнув, Сеславин. - Вам бы все крови. - А вам сидеть бы только в кабинете да составлять сладкие и чувствительные законы, - кричал Фигнер, - а эти законы первый ловкий разбойник бросит после вас в печь! Сеславии стал было снова возражать, но раздосадованный Фигнер, не слушая его, крикнул своей команде строиться, сел на коня и поскакал за город. вперерез по Виленской дороге. Сеславин освободил корчмаря, разыскал помощника бургомистра и, пока его команда, развьючив лошадей, кормила их и наскоро сама закусывала, распорядился похоронами убитых. - Слышал? - спросил адъютант Сеславина пожилой, с седыми усами, гусарский ротмистр, выйдя из постоялого, где закусывали остальные офицеры. - Что такое? - Убитый-то ординарец Фигнера, ну, этот юнкер Крам, как его звали, ведь оказался женщиной! - Что ты? - удивился адъютант. - Ей-богу. Синтянину первому сказали, а он - Александру Никитичу. Адъютант Сеславина, Квашнин, месяц тому назад, под Красным, поступивший в партизаны, обомлел при этих словах. "Крам, Крамалина! Ясно как день! - сказал себе Квашнин. - И я не догадался ранее!" Ему вспомнилось, как он, в вечер вступления французов в Москву, обещал Перовскому отыскать дом его невесты, Крамалиной, как он его нашел и получил от дворника записку этой девушки и, с целью отдать ее при первой встрече Перовскому, не расставался с нею. Пораженный услышанною вестью, он без памяти бросился в избу, куда между тем, в ожидании погребения, перенесли убитых. - Да-с, господа, женщина, и притом такая героиня! - произнес, стоя у тела Авроры, Сеславин. - Теперь она покойница, тайны нет. Ее жизнь, как говорят, роман... когда-нибудь он раскроется. А пока на ней найден вот этот, с портретом, медальон. Вероятно, изображение ее милого. Офицеры стали рассматривать портрет. - Боже! так и есть.. это Василий Перовский! - вскрикнул, вглядываясь в портрет, Квашнин. - Какой Перовский? - спросил Сеславии. - Бывший, как и я вначале, адъютант Милорадовича; мы с ним от Бородина шли вплоть до Москвы... он на прощанье поведал мне о своей страсти. - Так вы его знаете? - Как не знать! - Где же он? - Попал, очевидно, как и я в то время, в плен, а жив ли и где именно - неизвестно. - Ну, так как вы его знаете, - сказал Сеславин, - вот вам этот медальон, сохраните его. Если Перовский жив и вы когда-нибудь увидите его, отдайте ему... А теперь, господа, на коней и в путь. Партизанский отряд Сеславина двинулся также по Виленской дороге. Квашнин при отъезде отрезал у Авроры прядь волос и, отирая слезы, спрятал их с медальоном за лацкан мундира. "Какое совпадение! Так вот где ей пришлось кончить жизнь! - мыслил он, миновав Ошмяны и снова с отрядом въезжая в придорожный лес. - Думал ли Перовский, думал ли я, что его невесте, этой московской милой барышне, танцевавшей прошлою весною на тамошних балах, любимице семьи, придется погибнуть в литовской трущобе?.. Никто ее здесь не знает, никто не пожалеет, и родная рука не бросит ей на безвестную могилу и горсти мерзлой земли". Слезы катились из глаз Квашнина, и он не помнил, как сидел на коне и как двигался среди товарищей по бесконечному дремучему лесу, охватившему его со всех сторон. Всадники ехали молча. Косматые ели и сосны, усыпанные снегом, казались Квашнину мрачными факельщиками, а партизанский отряд, с каркающими и перелетающими над ним воронами, - без конца двигающеюся траурною процессией. |
