Тамара познакомилась с Пашей в свое первое здешнее лето. Он навещал отца, который жил в Известиях со своей новой семьей. Паша даже ухаживать за Тамарой пытался тогда, но она почему-то сразу восприняла его так дружески, как в двадцать лет не воспримешь мужчину, с которым у тебя может получиться нечто любовное. Так оно на всю будущую жизнь и вышло: не роман, но дружба. В молодости Тамара об этом сожалела даже, потому что Паша Вербинин был мужчина с блестящим глазом и женщинам нравился. Но теперь она этому радовалась. Толку ли в переглядках и поцелуях при луне! Дружеское расположение, не исчезнувшее за тридцать пять лет, куда дороже.

– Кофе остался как раз для вас, – сообщила Вероника. – И сливки. Посидите с нами пять минут, Павлуша, дружочек, расскажите, что там во внешнем мире происходит.

Может быть, дамы играли в патриархальную дачную жизнь немного слишком старательно, но Тамаре это нравилось. Большинство людей ни во что не играют, и жизнь их идет как идет, и представляет она собою нечто такое расплывчатое и вялое, что начинаешь ценить каждое усилие, которое придает ей форму.

– Спасибо, с удовольствием. – Паша бросил рюкзак под сосну и сел за стол. – Но вряд ли я вам что-то интересное расскажу про внешний мир. Всю неделю только и жду, когда из него сюда вырвусь.

Вероника налила ему кофе из никелированной итальянской кофейницы, Инга – сливки из фарфорового сливочника, сделанного в виде белой коровы.

– Счастье, – сказал Паша, глядя на корову.

– Что – счастье? – улыбнулась Инга. – Сливки?

– И сливки тоже.

Что он имеет в виду, Тамаре было понятно. Да и дамам, конечно, тоже. Во внешнем мире – в Москве, в том кругу, где была работа, родственники, знакомые, где все казалось привычным и ясным, – жизнь шла теперь лишь по инерции, царили в ней растерянность и апатия, более или менее умело замаскированные, а если кто-то испытывал задорную бодрость, значит, человек этот был неумный или лживый.

– Отпуск у тебя скоро? – спросила Тамара. – Ты вроде собирался в августе взять.

– Да вот не знаю, как теперь получится, – ответил Паша. – Какая-то лихорадочная у всех открылась активность. Планов громадье.

И это тоже была правда, не имеющая разумного объяснения. Такого количества новых проектов, идей и планов, какое появилось сейчас, Тамара давно уже не видела среди людей, с которыми так или иначе была связана ее работа. Все теперь что-то затевали, предлагали, искали на предлагаемое деньги… С деньгами, правда, дело обстояло хуже, чем с идеями, но все вели себя так, словно это ничего не значит и их планы, безусловно, осуществятся в ближайшее же время. Паша работал переводчиком в какой-то фирме, занимающейся недвижимостью; значит, и в этой сфере происходит что-то подобное.

– Ты завтра что делаешь? – спросил он.

– Ничего особенного. Сегодня вечером колонку пишу, а завтра ничего, – ответила Тамара.

Ей вдруг стало не по себе от собственных слов. Будто коснулась ее виска какая-то тревожная птица. Как же это так – ничего особенного нет и не будет в ее жизни? Или это только завтра? Или – никогда?..

– Я завтра вдоль реки хочу пройтись, – сказал Паша. – По берегу, до Неголова. Пойдешь со мной?

«Все-таки жаль, что я в него вовремя не влюбилась! – подумала Тамара. – Кто еще способен мне сейчас такое предлагать?»

Тревога исчезла так же мгновенно, как и возникла.