Она покачала головой.
– Я знаю, что он любит море и тоскует по родным местам. Но чтобы он вот так взял и поплыл в Ирландию через Канаду… Это же безумие!
– Как и полеты на Луну, – кивнул Зеб. – Но ведь люди туда летают.
– Тебе не кажется, что это плохой пример? У астронавтов есть оборудование, поддержка…
Словно размышляя над ее словами, Зеб с минуту помолчал, а потом сказал:
– Твой отец ничем не отличается от них. У него есть отличный парусник; и он сможет заручиться твоей поддержкой… с твоего согласия, разумеется.
– Не дави на меня, Зеб. Я еще пока не готова разлучаться с отцом. Я пришла сюда только затем, чтобы узнать, чего ты хотел… И я скорее продолжу чтение записок из ящика, нежели стану рассуждать о том, как мой отец пересечет Атлантику на своей «Клариссе».
– А, этот ящик, – Зеб вдруг помрачнел.
– Сколько же тут наших старых знакомых, – улыбнулась Румер, перебирая бумажки и вспоминая прошедшие времена, когда они с Зебом тоже оставляли здесь записки друг другу.
– Смотри-ка, – сказал Зеб. – Вот наши инициалы, что я вырезал ножом. – Он начал водить кончиками пальцев по дубовой крышке, поглаживая буквы ЗМ + РЛ. И у Румер снова по коже побежали крохотные электрические разряды, как будто он трогал ее, а не стол.
– Дети по-прежнему пользуются этим ящиком, – сменив тему разговора, сказала Румер.
– По-прежнему – и навсегда. – Зеб запустил руку в ворох бумажных обрывков. – Ага, вот: «Пойдешь во вторник на пляж смотреть кино? Я принесу одеяло и что-нибудь от насекомых., а ты приноси себя.»– Они немного посмеялись.
– Да, в этом ящике полно летней любви, – сказала Румер, и неприятная дрожь снова вернулась к ней.
– Летняя любовь – штука сложная. И изменчивая, как море. То прилив, то отлив…
– Почему? По-моему, совсем наоборот – ведь это солнце, счастье…
– Потому и сложная, Румер. Она оторвана от реальности. Люди влюбляются на пляже, но они не могут унести с собой в зиму песок и море. Это отнюдь не просто. А зачастую даже невозможно.
Румер закрыла глаза. Зеб и Элизабет? Или он имел в виду их детские отношения? Лед растекся у нее по жилам. Ей хотелось замять эту беседу и покончить с этой встречей. Она уже собралась сделать последний глоток чая, как услышала шлепанье босых ног по деревянному полу «Фолейс».
– Вон, смотри – ветеринар!
– Точно, это доктор Ларкин, она делает уколы нашему псу.
– Скажи ей!
Оглянувшись, Румер увидела девчонку, на всех парах летевшую к их столику. Влажные каштановые волосы развевались у нее за спиной, ее рот был открыт в немом отчаянии, а следом за ней поспешали еще трое десятилетних ребятишек. Румер уже встречала их на пляже и узнала девочку, это была Алекс, дочка Джейн Ловелл.
– Доктор Ларкин, там раненый поморник!
– Что с ним, Алекс?
– Мне кажется, он проглотил что-то острое. Он задыхается, и у него из клюва идет кровь.
– Где? – Румер кивнула Зебу и быстро зашагала к выходу из магазина.
– На кладбище. Мы пошли туда, чтоб рассказывать страшилки под дождем; и вот мы сидим под большим деревом, там, где земля посуше, как вдруг из могил раздается этот ужасный звук…
– Я подумала, что это привидение, – сказала другая девчонка.
– Ларкин, на велосипед, – Зеб догнал ее, снял свой дождевик и набросил ей на плечи. – Давай. |