- И легкая, как
мотылек, Мирца исчезла через маленькую дверь.
Спартак даже не заметил этого, всецело погруженный в размышления.
Рудиарий в первый раз увидел Валерию полтора месяца тому назад. Отправившись в дом Суллы, чтобы повидать сестру, он встретил Валерию,
выходившую к носилкам.
Впечатление, которое произвели на Спартака бледное лицо, черные сверкающие глаза и черные, как смоль, волосы Валерии было молниеносным и
сильным. Он испытывал один из необычайных и необъяснимых порывов симпатии, которому невозможно противиться: в нем туг же внезапно зародилась,
как видение, как самое смелое желание, мысль о возможности хотя бы только поцеловать край туники этой женщины, которая ему казалась прекрасной,
как Венера.
Соприкосновение каких-то таинственных токов, необъяснимых, но существования которых никак нельзя отрицать, возникло, очевидно, между
Спартаком и Валерией. Последняя, хотя ее положение и происхождение должны были побуждать ее к большей сдержанности, с первого же момента
испытала, - как это было заметно, - такое же чувство, какое взволновало душу гладиатора.
Сначала фракиец хотел изгнать из своего сердца это новое чувство. Голос рассудка говорил ему, что его любовь не только невозможна, но что
она - ни с чем не сравнимое безумие, что его любовь это - любовь сумасшедшего, что страсть его наталкивается на абсолютно непреодолимые
препятствия. Но мысль об этой женщине возникала постоянно, упорно и властно среди всех забот и планов Спартака и овладела им всецело.
Иногда, как бы влекомый таинственной силой, он оказывался за колонной портика дома Суллы - в ожидании выхода Валерии. Не замечаемый ею, он
много раз видел ее и каждый раз находил еще более прекрасной.
Один только раз Валерия его заметила, и на мгновение бедному рудиарию показалось, что она посмотрела на него благосклонно, почти ласково и,
- он готов был подумать, - с любовью, но он тотчас же отогнал далеко от себя эту мысль, как чудовищную фантазию своих желаний, как мысль,
которая при таком состоянии его души - он отлично понимал - довела бы его до сумасшествия.
Легко понять, какое впечатление произвели слова Мирцы на бедного гладиатора.
Он был в доме Суллы, в нескольких шагах от этой женщины, - нет, не от женщины, а от богини, ради которой он чувствовал себя готовым отдать
свою кровь, славу, жизнь. Он был здесь и сейчас очутится перед ней, может быть, наедине с ней, услышит ее голос и увидит вблизи черты ее лица,
глаза, улыбку... Никогда еще не виденную им улыбку, которая должна была быть улыбкой весеннего неба. Он был здесь, и несколько мгновений
отделяли его от несравненного счастья, какого не только желать, но о каком он даже не осмеливался мечтать... Но что же, однако, произошло?..
Быть может, он находился во власти сладкой грезы, среди призраков своей возбужденной страстью фантазии?.. Или, может быть, он начинает сходить с
ума?.. Или, может быть, несчастный, он уже сошел с ума?..
При этой мысли Спартак вздрогнул, осмотрелся кругом, ища растерянными глазами сестру... Но ее уже не было.
Он поднес руки ко лбу, как бы для того, чтобы сдержать бешеное биение в висках, ими чтобы рассеять туман, окутавший его мозг, и прошептал
едва внятным голосом:
- О, боги, не дайте мне сойти с ума...
Мало-помалу он стал приходить в себя и осознавать где он находился. |