|
Что касается Спартака, - он был вне себя. Он смотрел на Валерию глазами восторженными, преданными и полными обожания, он слушал ее мелодичный голос, который казался ему гармонией арфы Аполлона, он упивался ее пылающими и страстными глазами, которые, казалось, обещали неизреченные восторги любви. И если он не мог верить и действительно не верил обещанию, которое жило в этих глазах и которое он считал галлюцинацией разгоряченного воображения, он все-таки не сводил влюбленного взгляда, сверкавшего подобно пылающей лаве, с божественных глаз Валерии. За последними словами Спартака наступило долгое молчание, нарушаемое только тяжелым дыханием матроны и фракийца; между их сердцами установился какой-то ток единых чувств и мыслей, заставлявший обоих трепетать и молчать в смущении. Валерия первая попыталась освободиться от тягости этого опасного молчания. Она обратилась к Спартаку с такими словами: - Не возьмешь ли ты на себя теперь, когда ты свободен, - управление школой из шестидесяти рабов, которых Сулла хочет обучить гладиаторскому делу на своей вилле в Кумах? - Я готов сделать все, что тебе угодно, так как я твой раб и весь в твоем распоряжении, - ответил Спартак едва внятным голосом, устремив на Валерию взор, выражающий чувство нежности и безграничной преданности. Валерия некоторое время в молчании пристально смотрела на Спартака, а затем встала и, шатаясь, прошлась по комнате. Потом она остановилась возле рудиария и долго смотрела на него без слов. Наконец, сказала чуть слышно - Спартак, будь откровенен, скажи мне что ты делал много дней тому назад, спрятавшись за колонной портика этого дома? Точно пламя озарило бледное лицо гладиатора. Он наклонил голову без ответа, дважды тщетно пытаясь поднять лицо к, Валерии и открыть уста, чтобы заговорить. Всякий раз ему мешал стыд, - стыд, который овладел им от мысли, что его тайна уж большая не тайна и что Валерия будет смеяться от души над безумным пылом, побудившим презренного гладиатора поднять взор на одну из самых прекрасных и знатных патрицианок Рима. Он почувствовал всю горечь своего позорного и незаслуженного положения, проклинал про себя войну и гнусное могущество Рима. Он дрожал от стыда, горя и бешенства. Спустя несколько мгновений Валерия, не понимая молчания Спартака, приблизилась к нему на шаг и спросила его с еще большей нежностью: - Скажи мне.., что ты делал? Рудиарий, не подымая головы, упал к ногам Валерии и про Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
