А вот его взгляд, брошенный на второго часового, был куда менее дружелюбным. Пристыженный воин вдруг заинтересовался грязью у себя под ногами.
– За то время, пока тебя не было дома, многое изменилось, – печально сказал Ликург. – Твой отец…
– Знаю, – оборвал его Спартак. – Он мертв.
– Да.
Спартак не сдержался:
– Умер при подозрительных обстоятельствах, как я слышал.
Ликург посмотрел на своего товарища.
– Никто из нас не имеет к этому отношения. Тебе надо поговорить с Поллесом.
– С Поллесом?
– Это главный телохранитель царя, – с явственным отвращением произнес Ликург.
– А что с Гетасом, Севтом и Медоком? Они еще живы? – небрежно поинтересовался Спартак.
– О да. Они впали в немилость, но не лезли не в свои дела, поэтому Котис не стал их трогать. – Осознав, что их разговор принял опасное направление, Ликург облизал губы. – А ты?..
Спартак словно бы не услышал его.
– Я устал. Я несколько недель провел в пути. И хочу лишь одного – съесть чего нибудь горячего и выпить со старыми друзьями. Царь подождет до завтра. А до тех пор не нужно ему знать, что я вернулся. – «А к тому времени, если будет на то воля богов, станет слишком поздно. Раз эти двое меня узнали, действовать надо немедленно. Гетас и остальные помогут». – Я же не очень многого прошу?
– К конечно нет, – запинаясь, пробормотал Ликург и свирепо взглянул на напарника. – Мы никому ни слова.
– Ни единой живой душе, – предупредил Спартак.
Голос его внезапно сделался ледяным, и стражники испуганно кивнули.
И, прикрыв нижнюю часть лица полой плаща, Спартак прошел мимо них, не говоря более ни слова.
– Ты, придурок недоделанный! – зашипел Ликург, когда путник скрылся из вида. – Спартак – один из опаснейших воинов, каких знало наше племя! Радуйся, что он был в хорошем настроении. Тебе не захочется его злить, уверяю.
– Что он задумал?
– Не знаю! – огрызнулся Ликург. – И знать не желаю! Если кто то будет потом спрашивать – мы его не узнали. Понял?
Глава II
Настроение у Ариадны было отвратительное. Обычный ритуал воскуривания благовоний и медитация не дали ей ничего, кроме изломанных, тревожных образов. В основном это был нагой Котис в постели. В других – еще и Поллес. Эти видения вызывали у нее особое отвращение. Более привлекательными – и опасными – были те, в которых она защищалась от царя при помощи ножа или своей змеи. «Какой смысл убивать его? – обреченно подумала девушка. – Мне придется бежать из селения, чтобы меня не прикончили его телохранители. И куда же мне идти? В Кабиле?» Ничего другого ей в голову не приходило, но эту идею она отвергла сразу. Жрецы Кабиле не станут укрывать цареубийцу. Она очутилась в ловушке, и не к кому было обратиться за помощью.
Погруженная в тяжкие думы, Ариадна заперла храм и направилась к своей хижине. Небо затянули тучи, грозящие снегом, и девушке хотелось очутиться в безопасности прежде, чем начнется снегопад. В селении было спокойно, но Котис с легкостью мог отправить кого нибудь из своих воинов подкараулить ее. Торопливо шагая к переулку, ведущему к ее дому, Ариадна увидела мужчину, входящего через главные ворота. Она никогда прежде не встречала этого человека, но его уверенная, спокойная манера держаться привлекла ее внимание. Незнакомец был шатеном среднего роста, в кольчуге и узких красных штанах. Талию его обвивал римский солдатский ремень, и на этом ремне висели сика и кинжал. Бронзовый шлем в руках венчал изгибающийся вперед гребень, а идущий за мужчиной белый жеребец явно был фракийским.
Путник негромко поздоровался с группой стоящих неподалеку воинов. |