Она больше не спорила. Она даже не сказала, что те схватки кончились мертвым ребенком. Не стала обижать старика. Пусть ловит вчерашний кайф. А разве это так уж лучше, что у нее нет задыхания от молодых шестидесятников в фильме «Мне двадцать лет»? Такие светлоглазоясные с этим разговором о картошке и репе. Понимали ли, о чем спорили, понимали ли, что этот патриотический оселок обременительно вечен и несть ему конца, как нет конца лежащему Ленину и всей этой красной кремлевской стене, по идее ведь, стене плача, но только русского, умиленно-восторженного, глупого плача-восхищения.

Зачем она думает про все это? Если тебя ждет радость завтрашнего дня, забудь, где живешь, а помни, что просто живешь, дышишь, смотришь и ждешь… Отвернись от русской стены горя. Пути неисповедимы, и жизнь может кончиться мгновенно, как у Элизабет. И уже не будет ничего.

…У подъезда дома стояли двое. Девчонку-соседку она хорошо знала. Лелька-кнопка - так звали ее в школе за неподверженность акселерации. Девочка была мала, изящна и сходила за четырнадцатилетнюю. Она разговаривала с молодым мужчиной. И то, как она разговаривала, грубо разрушало представление о девочке-кнопке. Лелька, что называется, выеживалась перед мужчиной всеми своими глазками и лапками. Она млела от возбуждения гормонов, не беря в расчет ни людей в окнах, ни котов на подоконниках. Более того, было ощущение, что она это делает назло всем, выставляясь по максимуму. Вишь, ножку на лавочку поставила, показав просвечивающиеся через колготки желтые трусики. Она манила ими, она завораживала стоящего рядом дядьку. Дядьке было где-то под сорок, и у него был вполне пристойный вид. Он даже не глядел в межножье своей собеседницы, а смотрел на то, как гордо, вниз головой, с сознанием своего бессмертия падает вниз головой турман.

Время выпихнуло из своих дворов голубятни, но во дворе остался один фанат, он устроил на своем балконе, на пятнадцатом этаже, голубиное жилье. И теперь все могли наблюдать эти смертельные птичьи трюки. Что интересно, против голубятен раньше базарил весь двор. Голубятня же вверху как бы даже доставляла радость. Никто не бухтит, что птицы покакали на подоконник, получается, даже радовались их воркованью. Знать бы… Может, и не вопили бы раньше, когда боролись против, знать бы за что за… Теперь почти друг на друге стоят на месте голубятен машины. Всю ночь трещат сигнализации, это вам не голубиный клекот.

- Привет, Лелька, - сказала Марина.

- Здрассте, теть Марина, - ответила она. - Это мой двоюродный брат, - представила мужчину. - Он будет у нас жить… Вы не будете возражать?

- Я-то при чем? - засмеялась Марина.

- Это мама волнуется, что соседи скажут - мол, понаехали черте откуда, а мы, дураки, их покрываем…

- Не говори глупости, - рассердилась Марина, смущаясь и стыдясь перед мужчиной всех этих слов. - Не слушайте дурочку, - это она ему, - живите на здоровье где хотите.

- У него еще нет регистрации, - крутилась на одной ноге Лелька, - так что ваше право заявить на нас в милицию.

Только тут Марина заметила, что мужчина смеется внутри себя и только сдерживается. Хотя чего тут сдерживаться? Захохочи, ведь глупость городит девчонка, ты же брат! - Ах, вдруг поняла Марина, никакой он не брат.