Рейчел недоуменно уставилась на собеседника. Джейсон почувствовал, что внутри нее что-то происходит, идет борьба, рождаются мысли.

– Я ничего не знаю о тысячах людей, которых вычеркнули из общества, которых посадили в тюрьмы и которые умерли на каторжных работах. Но я хочу узнать о них, и сейчас – как раз подходящий случай. Кроме того, возможно, мы сумеем спасти не одного ребенка.

Джейсон встал, спрятал в карман адрес медицинского центра.

– Пообедаем вместе в четверг в «Уммерпляц», в двенадцать ноль ноль. Больше никаких звонков по телефону. Редакция прослушивается. Глаза и уши Геббельса прикованы ко всему, что попадает в прессу. Он не хочет, чтобы газеты «порочили» репутацию Германии перед мировым сообществом, а убийство детей может подмочить репутацию фашистов, невзирая на пропаганду.

Рейчел, широко распахнув глаза, кивнула.

Джейсон понимал, что для нее открылся новый мир. И был рад, что она так все воспринимает. Кому-то ведь необходимо знать правду. Журналистам не всегда удается разбудить людей.

– Такое нельзя печатать в газетах, – прошептала Рейчел. – Только не здесь и не в Америке. Для Амели это очень опасно, и для Кристины тоже.

– Что уж говорить о вас. – Джейсон швырнул на стол монетку. – Сейчас я ничего печатать не буду, не стану называть никаких имен. Но когда-нибудь этот материал выйдет в свет и станет сенсацией. Не забывайте об этом.

Сама Рейчел должна была оставаться в гостинице – крутиться на глазах у служащих, создавать себе алиби. Но с другой стороны, это означало, что она ничего не узнает о том, как все прошло, пока не получит известий от Джейсона, который подтвердит, что Амели в безопасности. А уж потом Рейчел передаст новость Кристине. Джейсон верил, что чем меньше женщины будут посвящены в детали, тем естественнее будут себя вести. Но Рейчел знала: просто сидеть и терпеливо ждать – выше ее сил. Впрочем, на занятиях по театральному мастерству она научилась изображать невинность и разыгрывать озабоченность.

В пятницу утром Кристина встала рано, чрезвычайно заботливо выкупала и одела свою малышку, завила ей волосы. Затем приколола розовый атласный бантик к золотистым локонам Амели – это украшение идеально подходило к кремово-розовому платьицу с буфами, любимому наряду Кристины, который она сшила своими руками.

Она уложила в чемодан дочери ее лучшие летние наряды, несколько платьев и ярко-красную куртку на осень – как будто твердо верила, что она понадобится. Женщина знаками объяснила Амели, теперь уже взрослой девочке, что та отправляется в путешествие одна, без мамы. А потом Кристина прижала ребенка к груди, не давая Амели возможности ответить жестами, что она ничего не понимает.

Несколько раз Амели тянула к матери ручки, проводила пальчиком по слезам, которые текли по щекам Кристины, пробовала их на вкус, потом беспокойно морщила бровки. Девочка тыкала крохотным пальчиком между губ Кристины, пока не увидела, что мама улыбается. Тогда и сама Амели улыбнулась, как будто все вокруг должны были радоваться, и знаками показала: «Я люблю тебя, мамочка!» У Кристины разрывалось сердце.

Дважды Кристина опускала руки, понимая, что не сможет пройти через это испытание, и зная, что обязана это сделать. Иного пути нет, лучше плана не придумаешь. Но план был опасным – для Амели. Если Джейсон Янг и его доверенные люди допустят хотя бы малейшую ошибку, если на секунду опоздают… Об этом нельзя даже думать! Она должна верить, что они сделают все, что необходимо – что на их стороне Господь и Он поможет им исполнить их миссию.