Изменить размер шрифта - +

Герхард вновь усмехнулся. Он не против исполнить свой долг перед отечеством, особенно с Рейчел Крамер.

Он мог рассчитывать на доктора Фершуэра и доктора Менгеле. И подозревал (в особенности после сегодняшнего звонка из Института), что, используя минимальное количество аргументов, может также рассчитывать на содействие доктора Крамера в том, что касается его дочери.

Мешало одно обстоятельство. Или, точнее, два.

В этот момент в комнату вошла Кристина Шлик. Она смущенно покрутилась туда-сюда. Вечернее платье из небесно-голубого атласа, струившееся вдоль ее изящного тела, подчеркивало цвет ее глаз.

Их четырехлетняя дочь Амели радостно била в ладоши, пока мама кружилась. Кристина подхватила девочку на руки и поцеловала в щеку. Амели хлопала маму по щекам и смеялась, издавая нестройный поток звуков.

Застигнутый врасплох Герхард не сводил с Кристины глаз. Вне всякого сомнения, его жена была красавицей. Стоит отдать ей должное – она была настолько красива, что дух захватывало. И обладала покладистым нравом. Но она родила генетически неполноценного ребенка, а подобное в новой Германии не прощается.

– Что скажешь? – осторожно поинтересовалась Кристина. – Нравится?

«Вопрос, который задает женщина, точно знающая ответ, но не решающаяся в него поверить. Вопрос, который задает женщина, которая очень хочет, чтобы ей сказали, как она красива».

Но Герхард презирал мольбы, как презирал и Кристину за недопустимый проступок – рождение глухой дочери. Абстрагироваться от эмоций – одной из форм проявления слабости – стало совсем нетрудно, как только он на это решился. И Герхард абстрагировался. Шлепнул вечерними перчатками по бедру, не обращая внимания на внезапный страх, появившийся в глазах ребенка, когда мама посадила его на пол, заслонив от приближающегося отца.

– Машина ждет, – сказал Герхард. – Из-за тебя мы опаздываем.

 

Рейчел вынуждена была признать, что это платье из струящегося шелка насыщенного синего цвета, с драпировкой возле выреза, шло ей больше, чем любая другая вещь из ее гардероба. И поскольку отец сам выбирал и цвет, и фасон – даже запредельная цена его не смутила, – Рейчел решила, что платье еще не раз пригодится ей для посещения мероприятий в Нью-Йорке – можно будет сходить в нем в оперу или на премьеру в театрально-концертный зал Радио-сити.

Девушка вздернула подбородок, выпрямила спину. Ей хотелось вскружить кому-нибудь голову и покрасоваться перед Кристиной и Герхардом Шлик. Возможно, она испытывала бы иные чувства, если бы Кристина поддерживала с ней связь. Ведь больнее всего Рейчел ранил неожиданный разрыв с подругой.

Рейчел всегда знала, что Кристина хочет жить размеренной жизнью, иметь мужа, собственную семью – все то, о чем друг дружке рассказывают девочки. Почему бы нет? Кристина добрая, умная, красивая женщина, она вправе сама решать, как ей жить. В глубине души Рейчел признавала, что по ее вине подруга часто оставалась в тени.

Кристина слишком поспешно бросилась утешать уязвленную гордость Герхарда пять лет назад, когда он застыл в Нью-Йорке в гостиной Крамеров, вне себя от гнева, не веря в то, что девятнадцатилетняя Рейчел посмела ему отказать. Он и на Кристине женился, только бы ей досадить – в этом Рейчел нисколько не сомневалась. Кристина же вышла за него, потому что предложение Герхарда застало ее врасплох и ей, разумеется, захотелось блистать на далеких берегах Германии, а не прятаться в тени Рейчел.

«Если теперь она жалеет о своем выборе… что ж, какое мне дело?»

– Рейчел! – Отец постучался в ее номер. – Пора.

– Уже иду, – ответила девушка, накидывая на плечи легкий шарф и неторопливо проводя помадой по губам.

Быстрый переход