Старина Алекс с ума сдвинулся совсем. Ходит за Генри, как пес, на каждого смотрит, как на врага. А троих северян, которых недавно нашли, явно он пострелял — не «маньяковский» стиль убивать(тот, похоже, прежде чем убить, издевается долго, а тут — чисто — пуля в лоб, и все). К тому же, ненавидел он их всегда… Что за хрень, мы так еще одного «оборотня» получим скоро…

Вообще ощущение такое, что крыша едет у всего мира. Рожки да ножки остались от довоенных людей. Вымрем, как динозавры. И останутся одни крысаки на планете.

А не вымрем, так в дикость скатимся. У нас теперь шаман в деревне завелся. Раздает зелье от оборотней. Народ его чуть не с руками отрывает. Я тоже купил… стыдно признаться…

Еще шаман говорит, что скоро наступит вечная ночь… Я заметил: день все тусклее и короче, а в небе какие-то странные облака, похожие на корки… Так вот, он говорит, что оборотни только того и ждут, и ночью их уже ничто не остановит… Чушь это все, конечно. Но народ верит. И народ боится…

Сходил на слет ночью. Форма у меня «Невидимковская»(от того мужика осталась, которого я за себя мертвого выдал), поэтому ночью я подозрений не вызываю. Не подхожу к народу на такое расстояние, чтоб лицо можно было разглядеть.

Стоял за палаткой, слушал чей-то разговор. В душе смеялся до слез. Эти придурки меня оборотнем считают!.. С ума сойти. Кажется, я перестарался…

Дом этой Жанны нашел без труда. Полупещерное такое логово. Я его еще в первый день на слете заприметил. Не дом — крепость! Даже стекло пуленепробиваемое.

Кстати, подошел к окну, заглянул в щель между шторками и умудрился даже краем глаза полюбоваться на сцену не для детей до шестнадцати…

Впрочем, долго задерживаться я не стал, сунул записку под дверь да поплелся в лес обратно. Я еще надеялся выспаться до утра.

…ему нужна я, Алекс… сказала Генри и сунула мне в руки какую-то бумажку. По ней явно кто-то чертил кровавым пальцем… там было что-то вроде: нам двоим тесно в мире. Встретимся в северных лесах. Я убью столько народу, сколько ты с собой возьмешь.

…урод… смеется еще…

Я иду. Одна.

Нет, не одна, а со мной… я первый раз в жизни поспорил с Генри. Она спокойно посмотрела на меня и сказала: ладно…

Наш уход встретили с ужасом. Сотни добровольцев просились с нами, но мы так и остались, как были — вдвоем. Мне уже не было страшно. Я готов был умереть за Генри. Потому что она — это то единственное, что мне жаль потерять в мире. В нем больше ничего не осталось.

Шли молча. Поглядывали по сторонам. Я заметил неплохо замаскированную волчью яму. Бросил туда булыжник. Вся конструкция моментально провалилась, открыв частокол обтесанных кольев на дне. Вот так — почти рядом со слетом.

До северных лесов было две-три недели пути — не меньше. Если верить рассказам всяких пришлых товарищей, там еще шла война полным ходом. Настоящие армии, под настоящим командованием. Просто им не хотелось лезть в нашу глушь. Или они не знали, что у нас тут творится… В общем, мы шли в другой мир.

Уходили все дальше. Подвластные «Невидимкам» поселения, где можно было отдохнуть спокойно, оставались позади. Мы шли верной дорогой, потому что нам жаловались на оборотня в каждой деревне. Он опережал нас на день-два. Но догонять его мы не собирались…

Ловушек больше не попалось ни одной. Этот псих честно шел на финальную битву к северным лесам.

А вот зачем мы за ним шли? Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь — в этом мире просто больше нечего делать.