- Оставьте! - прервала его Соцкова. - Ведь вы отчаянный трус. И сами это знаете. Эта болтовня - самое большое, что вы можете себе позволить. Вспомните, как вы метались по этому кабинету, когда проводилась очная ставка с сыном Жигунова!

Действительно, был такой случай. Когда решили провести очную ставку с Михаилом Жигуновым и устранить противоречия в показаниях, Нефедов пришел в ужас. Он обещал дать все показания, какие только требуются, лишь бы они не расходились с показаниями Жигунова и таким образом устранить саму возможность встречи.

- В чем дело, Нефедов? - не поняла вначале Соцкова. - Чего вы разволновались? Я задам вам несколько вопросов, вы ответите, подпишите... Не бойтесь Жигунова, не может он так просто убить вас. В этом нет ничего страшного.

- Он меня убьет! Вы понимаете, только увидит меня, сразу бросится и убьет за своего отца!

- Ну, Нефедов, успокойтесь... Вы же на голову - Не убьет, так по морде даст!

- По чьей? - не удержалась Надежда Петровна.

- По моей, по чьей же еще!

- Ну, это не такое уж страшное наказание за то, что вы сделали с его отцом, а?

- Да! Вам Хорошо говорить!

Вот такие неожиданные превращения. Отчаянный убийца оказывается не менее отчаянным трусом. Пришлось в кабинет ввести конвоиров, которые как бы обеспечили безопасность Нефедова. А Жигунов, кстати, провел очную ставку очень достойно. Ответил на вопросы, подписал показания и ушел, не взглянув на Нефедова. А тот лишь тогда и пришел в себя.

- Надо же, - как-то обронила Соцкова, - ведь вы, Нефедов, еще совсем молоды...

- Что вы! - воскликнул тот искренне. - Это только с виду.

Хотя по закону он назывался несовершеннолетним, в деле есть доказательства, что уже с шестнадцати лет у него был серьезный опыт взрослой жизни - опыт насильника, пьяницы, дебошира, грабителя. И не сходившая с его губ шаловливая улыбка на самом деле прикрывала другую ухмылку, жесткую и безжалостную.

Дело Нефедова попало к Надежде Петровне Соцковой, когда преступник уже был задержан. Поэтому при подготовке его к судебному процессу, ей предоставилась нечастая возможность больше внимания уделить внутреннему миру Нефедова, попытаться понять, что же произошло девятого марта в доме Жигунова.

В его рассказе больше всего поражает циничная откровенность. Обычно преступники лукавят, стараются убедить всех в собственном раскаянии. Этот же, понимая, что никакое раскаяние ему ничего не даст, претендовал на некую исключительность. Он терял самообладание, когда Надежда Петровна отказывалась видеть в нем и в его преступлении какие-то особые качества сильной личности.

- С моей стороны, это не было приемом, вовсе нет, - говорит Соцкова. - Он и в самом деле был самоуверенным, нагловатым, недалеким парнем, с ограниченным пониманием о жизни, о событиях, которые происходят вокруг, о самом себе. Кто-то когда-то сказал ему, что он красивый. Наверно, у каждого бывают случаи, когда любящий человек говорит нам, что мы красивы. Это приятно, это воодушевляет, придает силы, но Нефедова же просто заклинило! Все свои заключения, доводы он обосновывал именно тем, что он красив. Согласитесь, чтобы так думать, чтобы так вести себя, действительно нужно быть.., слегка глуповатым. Будь он поумнее, поглубже духовно, он и жил бы иначе.

Недалекий, обыватель, готовый в каждом встречном видеть виновника своей никчемности. В этом я вижу причину преступления. Ну, и конечно; напились они там до озверения. Но что показательно - не пустились в пляс, не запели, в хохот не ударились... А Нефедов, тот за молоток схватился. Врет, перекладывая часть вины на других'. Он один все сделал. Потому и Михаила Жигунова так боялся во время очной ставки.

- Знаете, - говорит Надежда Петровна Соцкова, - как бывает. И дело в суд подготовлено, вроде неплохо, все прошло гладко, доказательства признаны убедительными, а в душе пусто. Чувствуешь, что прошлась по поверхности, расследовала и доказала только внешнюю сторону событий.