Он заколебался.
– А что, если ты забеременеешь?
Она заморгала.
– Это было бы чудесно. Я бы хотела иметь ребенка. Но я об этом не думаю!
Он был слегка удивлен ее безразличным тоном.
– Не думаешь об этом? Совсем?
– Разумеется, нет. – Она улыбнулась ему. – А почему я должна об этом думать?
На взгляд Николаса, ничего разумеющегося в этом не было.
Она объяснила:
– Мы ведь живем одним мгновением, помнишь? Не строим никаких планов и не задумываемся о будущем. Разве не этого ты хотел? – От вопросительного взгляда ее широко открытых глаз ему сделалось не по себе.
Да, это то, чего он хотел, но его беспокоило, что она понимает его слишком уж буквально. Она должна быть готова, когда...
О Боже, ему следовало быть более ответственным. Он просто хотел помочь ей: жениться, спасти ее доброе имя и отправить своей дорогой. Вместо этого она оказалась втянутой в его проблемы. Да, она сама виновата в неподчинении его приказам, но ответственность лежит на нем. Если бы он не оказался таким слабым, таким неспособным оттолкнуть ее резкими словами...
Он ничего не мог с собой поделать. До сих нор он был таким сильным, но Фейт... она подрывала всю его решимость. Маленький кусочек рая, прежде чем...
Она приподнялась, опершись на локоть, и посмотрела на Ника.
– Я думала, что настоящий момент – это то, чего ты хочешь, Николас. – Она не застегнула большую часть крошечных пуговиц своей рубашки. Одно жемчужное плечико выскользнуло из выреза, гладкое как атлас в свете свечи. Открытый ворот рубашки соблазнительно нырнул в тень, ивзгляд Ника последовал за ним.
– О Боже, да, теперешний момент – это все, чего я хочу, – пробормотал Ник и, притянув ее к себе, начал осыпать легкими поцелуями ее шелковистую кожу.
Утром Ник проснулся раньше жены и поймал себя на том, что любуется ею спящей. Как она красива! Разметавшиеся золотистые волосы, длинные ресницы, ласкающие щеки. Во сне она выглядела такой юной, такой невинной. Нику не верилось, что это та самая женщина, которая отвечала на его желание с такой естественной чувственностью и радостью.
Он никогда не испытывал ничего подобного. Фейт заставляла его чувствовать себя таким сильным, таким всемогущим и в то же самое время смиренным... и нуждающимся.
Да, нуждающимся. Непростительно с его стороны вести себя подобным образом. Он молил Бога, чтобы она не покривила душой, когда говорила, что ничуть не привязана к нему.
Ник выскользнул из постели и начал одеваться.
Сонный голос приветствовал его:
– Доброе утро, Николас.
Она потянулась и протянула к нему руки в выжидающем жесте. Он наклонился и быстро поцеловал ее. Каким же дураком он был, что придумал эту «утреннюю обязанность», которую она воспринимала очень серьезно. Но это подрывало мужскую решимость.
Фейт откинулась на подушку и смотрела, как он одевается. Потом спросила так, словно они продолжали разговор, начатый ночью:
– А почему ты так боишься, что я привяжусь к тебе? Мы ведь женаты, в конце концов.
– Женщины привязываются.
Она посмотрела на него вопросительно.
– А ты женщина, – подчеркнул он.
– Ну да, – согласилась она задумчивым тоном. – А разве мужчины не привязываются?
Он начал было качать головой, но врожденная честность взяла верх, и он сказал:
– Некоторые – да. – Он поспешно вернулся на свои позиции. – Но не солдаты.
– Не солдаты. Ясно.
– Да, и я предупреждаю тебя снова, что в случае со мной это совершенно невозможно. Несмотря на наш брак и несмотря на нашу... э-э... близость. |