ЛИЛА!

Побежав так быстро, как мог, я направлялся к пламени, а жуткое бормотание становилось все яснее. Я быстро понял, что это был чертовски странный библейский разговор в стиле Лилы.

Услышав шаги позади себя, я оглянулся и увидел Стикса и Флейма, следующих за мной. Лицо Флейма осветилось предвкушением, а Стикса беспокойством.

Подняв свой Узи на крики Лилы, я наконец прорвался через деревья и замер.

Двое мужчин катались по земле, болтая на языке, который не мог понять ни один ублюдок... перед огнем... столб... гребаный столб с голой Лилой... она кричала... от боли.

— Лила! — закричал я, бросившись вперед и услышав злой рев Флейма и ругательства из уст мои братьев.

Мужчины на земле даже не беспокоили меня. Я мог видеть только Лилу, пламя лизало дерево почти у ее ног.

Оглянувшись, я увидел, что Ковбой и Хаш побледнели.

— Ковбой, Хаш! Вы со мной!

Оба брата последовали за мной к костру. Глаза Лилы были закрыты, проклятое распятие было выжжено у нее на животе. Она была избита до крови. Я осмотрел ее тело, пока Хаш и Ковбой стали по обе стороны сзади столба и начали отрезать веревки с ее запястий и ног.

Зная, что Ковбой и Хаш займутся веревками, я начал раскапывать землю вокруг ее ног. АК и Смайлер присоединились ко мне, пока не было расчищено достаточно, и я мог добраться до своей женщины.

— Лила! — крикнул я, приблизившись, но ее голова раскачивалась из стороны в сторону. Бл*дь, она была не в себе.

— Кай, брат, — позвал Хаш. — Ее спина исхлестана, похоже на реальное распятие гребаного Христа.

Я задрожал от ярости, и когда Ковбой и Хаш дали сигнал, что веревки развязаны, я поднял обмякшую Лилу со столба, ее голубые глаза открылись.

— Кай? Мой Кай... ты здесь... но ты не любишь меня по-настоящему. Это все ложь... Мне так жаль... жал...

Внезапно глаза Лилы закатились, и она потеряла сознание.

— Лила! Лила! — вскрикнул я, находясь в гребаной растерянности, но она не просыпалась.

Выбежав из пламени, я наклонился и рассмотрел ее. Повсюду была кровь. Ожоги, шрамы, синяки, следы плети и....

Нет, черт побери, НЕТ!

Кровь вытекала из ее киски... вместе с гребаной спермой.

Они изнасиловали ее... Они, бл*дь, изнасиловали ее!

Сжав кулаки, я положил Лилу на траву, мой взор застилала пелена ярости. Сняв свой жилет, я положил его поверх ее тела и повернулся к ублюдкам, которые извергали это сумасшедшее дерьмо.

Стикс держал какого-то старика ублюдка, который почти обосрался при виде нас. А Флейм держал нож у горла мужчины, его свиные глазки наблюдали за мной и моей сучкой, которую он, бл*дь, пытался сжечь.

Флейм прошептал что-то ему на ухо, что я не мог разобрать. Но мразь услышал это, побледнел от того, что изверг наш клубный псих.

Решив начать с него, я встал перед его лицом и, вложив все силы в это удар, ударил его в челюсть. Флейм запрокинул голову назад и рассмеялся, когда кровь хлынула изо рта последователя Иисуса.

Но ублюдок воспрянул.

— Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается.

Его взгляд вспыхнул, когда он цитировал Библию.

Обхватив его щеки, мое лицо встретилось с его.

— Не-а, согрешающая душа разорвет тебя на части и отправит в Ад, ублюдок.

— И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая.

— Убей его на хрен, Кай. Убей его или убью я, — зашипел Флейм, он прижимал лезвие так сильно, что полилась кровь.

— Она грешница, блудница! Она должна сгореть! Раскаяться!

Повернув внимание к старому ублюдку, которого держал Стикс, я направился к нему. Он держал голову высоко, могуче и гордо.