Покрасневшая Рин отлипла от меня и, не справившись с эмоциями, помахала рукой и убежала в сторону своего дома.

Всю следующую неделю мы продолжали трудиться в поте лица на диспансеризации. За это время я успел привыкнуть к нашей профилактической бригаде, как к родным. Даже уролог Никиширо Кусэй стал раздражать чуть меньше. Его постоянные попытки соблазнить любую особь женского пола стали больше напоминать комедийные сцены, чем повод для беспокойства.

И что самое приятное — мой план начал работать. С каждым днём жизненный поток Рин становился слабее и слабее, и в конце концов замер. Как газовая конфорка на самом минимальном уровне пламени. При этом Рин никак не изменилась, но в эмоциях стала более сдержанной.

К последнему буднему дню августа диспансеризация добралась до этажа айтишников, из-за чего они начали негодовать. Только-только мы с Кондо Кагари закончили поиски инфекций в их отделе, и тут на голову нелюдимым айтишникам свалилась ещё и диспансеризация.

К концу приёма ко мне зашёл один из сотрудников их отдела.

— Ох, наконец-то, — вздохнул мужчина в очках. — Мои коллеги — это какое-то бедствие, Кацураги-сан. Никто из них не хотел идти обследоваться, кроме меня. И они посчитали, что в таком случае им всем стоит пройти первыми и вернуться к работе, а меня засунули в самый конец очереди!

— Не расстраивайтесь, — улыбнулся я. — Если вам есть о чём со мной поговорить, я уделю вам максимум внимания. Напомните, как вас зовут?

— Вацу Нотори, — поправив очки, представился он. — Я уже сдал все анализы и ЭКГ, уролога тоже прошёл. По тем кабинетам у меня никаких вопросов нет, Кацураги-сан. Я больше надеюсь, что вы мне сможете помочь… Хотя, моя проблема вряд ли соответствует вашему профилю.

— Расскажите подробнее, — попросил я. — Помогу, чем смогу. Если окажусь некомпетентен — направлю к узкому специалисту.

— Меня зрение беспокоит, — начал объяснять Вацу Нотори и присел напротив меня. — В последнее время заметил, что стал хуже видеть вдаль. Но при этом, если читаю или работаю перед компьютером, глаза всё равно начинают быстро уставать. То есть — не имеет значения, смотрю я вдаль или перед собой. Всё одинаково плохо.

— Интересное замечание, — кивнул я. — А головные боли бывают?

— Ещё как бывают, Кацураги-сан! — кивнул Вацу. — Особенно после того, как в глазах двоиться начинает. Но я связываю это с постоянным сидением за компьютером. После работы часто в глазах жуткое жжение, будто ножом режут. Вечером замечаю, что белки сильно краснеют. Иногда, кстати, даже слёзы от этого текут. Не в том смысле, что я плачу, а…

— Я понял вас, Вацу-сан, — сказал я. — Вам в любом случае нужно будет сходить к офтальмологу, но прежде мы с вами проведём несколько тестов.

Офтальмологического оборудования у меня с собой не было. Терапевту этим заниматься не положено, да и на диспансеризации офтальмолог не предусмотрен. По крайней мере, на её первом этапе.

Поэтому пришлось собирать всё необходимое из подручных средств. Я взял лист бумаги и аккуратно вывел на нём чёрным маркером несколько японских иероглифов. Вторую бумажку я проткнул ручкой и выровнял края, сделав маленькое отверстие в листе А4.

— Снимите очки и закройте ладонью один глаз, Вацу-сан, — попросил я, а затем отошёл в другой конец кабинета и приложил бумагу с символами к стене. — Постарайтесь прочитать.

Вацу Нотори с трудом назвал несколько крупных иероглифов, но остальные определить не смог. Затем поменял глаз и сделал то же самое. Эффект получился аналогичный.

— Нужно менять очки? — спросил он.

— Нет, Вацу-сан, — улыбнулся я. — А теперь попробуйте по-другому…

Я протянул Вацу Нотори заготовленный лист с отверстием.