Мы улыбались и кивали, не зная, как правильно отвечать на это приветствие.
– Кушайте на здоровье.
И вся компания вместе с Гроулем ушла в обратном направлении. В тарелках оказалась гречневая каша, ломтики свежих огурцов, по тонкому кусочку черного хлеба, а в дешевых граненых стаканах источал свой приторный, удушающий аромат компот из сухофруктов, до одури знакомый со времен школьной столовки.
– Сена, хочешь мой компот?
– Я тебе хотела предложить.
Гречка и огурцы оказались не солеными. То есть, вообще без соли.
– Ой, фу-у-у-у, – скривилась Тая.
– Ешь, давай, а то святые обидятся.
И мы принялись давиться чуть теплой пресной кашей.
Когда мы перешли к огуречному десерту, явился Гроуль. Он уселся напротив и спросил, нравится ли нам кушанья. Мы ответили, что все волшебно.
– Я поговорил о вас со святыми служителями, – сказал он. – Уже темнеет, вы можете остаться на ночлег в общине.
Ё-мое, как все просто…
– Где вы живете?
– На станции Подосинки.
– О, да это совсем рядом, как вы умудрились заблудиться?
– Да мы и в трех соснах умеем блудить, – печально вздохнула Тая, – должно быть мы ходили по кругу.
– Надо сказать, – подхватила я, – леса тут серьезные, мы уже отчаялись, но слава небесам, мы натолкнулись на вашу замечательную общину.
– Иначе страшно подумать, что было бы дальше, – поддакнула Тая, глядя на Гроуля расчудесными глазами. – Вы нам просто жизнь спасли.
Кажется, Гроуль был очень доволен этим обстоятельством.
– На верху есть пара гостевых комнат, там вам будет удобно.
– Ой, спасибо, спасибо.
Так мы расшаркивались до тех пор, покуда не завершили свою трапезу, затем Гроуль проводил нас наверх. Мы украдкой стреляли глазами по сторонам, но ничего сверхъестественного пока что не попадалось: коридор, на манер гостиничного и двери без отличительных знаков по обе стороны. В конце коридора светилось большое окно. Гроуль вел нас в самый конец, к последней двери у этого окна.
– Замков у нас нет, – он толкнул дверь, – мы не чиним препятствий для великой свободы духа.
В большой комнате, так же напоминавшей гостиницу, имелось четыре простеньких кровати под синими одеялами, стол у окна, четыре табурета и полочки на стене, уставленные книгами и брошюрами известного содержания.
– Душевая и уборная по вашей стороне через две двери.
– Во как… – невольно вырвалось у Таи.
Должно быть, Гроуль уловил в ее голосе недовольство, и произнес с мягкой улыбкой:
– Мы не ставим перед собой задачи ублажать никчемную телесную оболочку. Наши святые послушники крайне скромны в своих потребностях, их духовный мир столь велик, что не нуждается в излишествах.
Мы молча внимали святому Гроулю.
– Ужин у нас заканчивается в половине восьмого, к девяти спускайтесь в трапезную, вас накормят.
Мы рассыпались в благодарностях. Напоследок он изрек еще что-то высокопарное о духе и боге, и отчалил восвояси.
– В излишествах они не нуждаются, ну-ну, – Тая поставила пакеты на стол и выглянула в окно, – вот уж не думала, что элементарная личная гигиена считается излишеством.
– Боюсь, мне трудновато было бы существенно увеличить свой духовный мир, питаясь пресной гречкой с этим вонючим компотом, уверена, он был без сахара.
– Слушай, – из-под вороха опят Тая извлекла пакет с хлебом и колбасой, – а чего у них тут все поголовно святые? Даже послушники. |