Еще несколько секунд — и он не удержится. Будь у него оружие. Хотя бы бутылка вместо карманной фляжки, он бы разбил ее и использовал для обороны.
Фляжка!
Последним усилием Харри запустил руку во внутренний карман и вытащил фляжку. Сунул горлышко в рот, ухватил крышку зубами и повернул. Крышка снялась, бренди плеснуло в рот. По телу толчком прошла дрожь. Господи. Он припал лицом к сетке, зажмурил глаза — далекие огни «Плазы» и «Оперы» стали белыми черточками среди черноты. Правой рукой он наклонил фляжку, так что она оказалась прямо над красной пастью собаки. Выплюнул изо рта крышку и бренди, пробормотал: «Твое здоровье!» — и опрокинул фляжку. Две долгие секунды черные собачьи глаза в полном замешательстве смотрели на Харри, меж тем как коричневая жидкость, булькая, лилась в пасть. И челюсти разжались. Харри услышал, как собака шлепнулась на голый асфальт. Затем донесся хрип и тихий скулеж, когти царапнули по асфальту, и собака исчезла во мраке.
Харри подобрал ноги, перелез через забор. Закатал штанину и даже без фонаря понял, что сегодня надо идти в травмопункт, посмотреть «Все о Еве» не удастся.
Положив голову на колени Tea и закрыв глаза, Юн слушал тихое бормотание телевизора. Шел сериал из тех, какие она любит. «Король Бронкса». Или Куинса?
— Ты спросил у брата, подежурит ли он на Эгерторг? — поинтересовалась Tea.
Рукой она прикрыла ему глаза. Он чуял сладковатый запах ее кожи, она только что сделала себе укол инсулина.
— Ты о чем? — переспросил Юн.
Она убрала руку и недоверчиво посмотрела на него.
Юн засмеялся:
— Не волнуйся. Я давным-давно с ним договорился. Он согласен.
Tea удрученно вздохнула. Юн взял ее руку, снова положил себе на глаза.
— Только я не сказал ему, что это твой день рождения. Наверно, тогда бы он не согласился.
— Почему?
— Потому что он с ума по тебе сходит, ты же знаешь.
— Это ты так считаешь.
— А ты его недолюбливаешь.
— Неправда!
— Почему же ты всегда напрягаешься, стоит мне упомянуть его имя?
Она громко рассмеялась. Вероятно, чему-то в Бронксе. Или в Куинсе.
— Ты заказал столик в ресторане? — спросила она.
— Да.
С улыбкой она сжала его руку. Потом нахмурилась:
— Я вот подумала. Вдруг кто-нибудь нас увидит?
— Из Армии? Исключено.
— Ну а вдруг все-таки?
Юн не ответил.
— Может, пора сказать об этом?
— Не знаю. Не лучше ли все-таки повременить, пока мы не убедимся…
— А ты не убедился, Юн?
Он отодвинул ее руку и с удивлением посмотрел на Tea:
— Слушай, ты ведь прекрасно знаешь, я люблю тебя больше всего на свете. Дело не в этом.
— А в чем?
Юн вздохнул, поднялся с ее колен, сел рядом.
— Ты не знаешь Роберта, Tea.
Она криво улыбнулась:
— Я знаю его с самого детства, Юн.
Он отвернулся.
— Да, только одного не знаешь. Не знаешь, каков он в ярости. Совершенно другой человек, сладу нет. Это у него от отца. Он опасен, Tea.
Она прислонилась головой к стене, молча глядя в пространство перед собой.
— Предлагаю немного повременить. — Юн потер руки. — Ведь надо считаться и с твоим братом.
— С Рикардом?
— Да. Что он скажет, если ты, его родная сестра, объявишь, что обручилась именно со мной и именно сейчас?
— Ах, вот ты о чем. Раз вы соперники, оба претендуете на должность управляющего?
— Ты хорошо знаешь, что для Руководящего комитета очень важно, чтобы офицеры на ведущих постах имели солидного преемника. |