Некоторое время, постепенно успокаиваясь, Леа покорно брела следом за незнакомцем, раздвигая руками сорняки и ветви. И с каждым шагом все яснее понимала, как не права была несколько минут назад, так огорчаясь из-за потери привычных юбок. Сейчас ей пришлось бы тащить длинный подол амазонки, по моде обязанный подметать позади пол, вместо того чтобы следить, как бы не оцарапаться о сухие стебли сорняков и не обжечься о вымахавшую выше пояса злую, как стая ос, крапиву.

Леа промокнула платочком мокрое лицо и тут же рассердилась на себя за эти несвоевременные слезы. Плакать нужно было раньше, когда она еще не была уверена, что хранящие род Брафортов духи однажды услышат ее мольбы и пошлют способ избежать проклятого союза. Леа с детства не выносила боли и до дрожи боялась и ненавидела тех, кто способен ее причинить. Особенно палачей. И хотя, повзрослев, неохотно приняла неизбежность телесных наказаний, но лишь заслуженных, в ответ на боль и горе, причиненные разными негодяями своим жертвам.

И тем не менее никогда не ходила на площадь, когда там кого-нибудь пороли, и настрого запретила слугам обсуждать жуткие зрелища, справедливо считая это смакование признаком дурного вкуса и воспитания.

Графиня задела рукой пышную ветку крапивы, зашипела, получив ее обжигающий дар, и потерла влажным платочком пострадавшее место, обещая себе перестать раскисать и плакать в самом начале ведущего в неизвестность пути. Наверняка на новой жизненной тропе поводов для слез у нее будет предостаточно.

– Сюда, – приподняв низко склонившуюся ветку ивы, скомандовал спаситель, и Леа послушно шагнула на узкую полоску сырого прибрежного песка. – Стой там и не шевелись.

Девушка пожала плечами и замерла, глядя на Терсну, спокойно несущую мимо нее свои воды. Глупо спорить с единственным отважившимся прийти ей на помощь жителем герцогства, а тем более начинать проверять правильность его действий. Ведь до сих пор все, что делал незнакомец, было вполне благоразумно, и указания ей он прислал четкие и логичные. Непонятно пока, почему не велел брать с собой никаких запасных вещей и еды, Леа уже не против перекусить. Как выясняется, такие прогулки весьма полезны для аппетита.

Девушка осторожно покосилась через плечо назад, туда, где минуту назад находился ее спаситель, и обмерла от ужаса. Поблизости никого не было. Леа даже головой мотнула, отгоняя страшную догадку, казавшуюся самой верной из всех возможных и идеально подходящую случаю. Ее обманули пронырливые воры, добывшие где-то для образца письмо матери, что особого труда не составляло, – матушка до последнего переписывалась с просителями и знатными горожанами.

А она поверила и своими руками отдала все – и украшения, и деньги до последней монетки, оставив на пальце лишь фамильную печатку, а на шее – родовой амулет. И теперь ей не на что купить даже кусок хлеба и какую-нибудь одежду. А в таком виде выйти на улицы города невозможно, особенно днем. Да и не найдет она дороги назад, а если и найдет, то лишь до той же стены, от которой недавно ушла.

От отчаяния и горя девушке хотелось взвыть во весь голос, но горло перехватил спазм, позволивший лишь горько всхлипнуть.

– Тише, – шикнуло откуда-то сверху, и Леа мгновенно перевела взгляд туда.

По склонившемуся к воде стволу осторожно полз к реке ее спаситель, толкая перед собой мешок с вещами.