Изменить размер шрифта - +
Вера в школе учила французский и сохранила в памяти несколько десятков слов и выражений. А у Маринель бабка была дочерью русской эмигрантки: в семье гордились русскими корнями и также пытались упражняться в этом «корявом и несносном» языке предков. Обе были одного, бальзаковского возраста, у обеих — мужья оказались гораздо старше, обе честно несли свой семейный крест, понимая, что тем самым служат отечеству. Вера искренне огорчилась отъезду Маринель.

Сейчас она стояла совершенно голой, руки покоились на замысловатой резьбе рамы темного дерева, правую ногу она водрузила на низенький столик у основания зеркала. Если бы в подозрительный подарок действительно был вмонтирован фотоаппарат, передающий снимки на шпионский спутник, то специалисты DST бросили бы работу и сгрудились у экрана, рассматривая великолепное тело жены старшего советника советского посольства в Кабуле. Тридцать три года оказались не властными над природной красотой. Четкий овал лица, прямой, чуть длинноватый и заостренный нос, большие зеленые глаза, гладкие черные волосы, ниспадающие на высокую шею и хрупкие белые плечи, изящные руки с узкими запястьями и тонкими пальцами, маленькие груди с розовыми сосками, чуть проглядывающие сквозь атласную кожу ребра, осиная талия, упругие бедра, стройные ноги с округлыми коленями, аккуратные ступни, ровные пальчики с неизменным педикюром… Увы, французские контрразведчики были лишены такой возможности. А Вера не любовалась своим телом — она придирчиво оценивала его. Муж не баловал ее комплиментами.

— Глаза у тебя какие-то бесстыжие, — сказал он недавно. — Вызывающие глаза. Да и смотришь ты как-то…

— Как? — не выдержала тогда Вера.

— Не знаю! Но только так смотреть советская женщина, жена дипломата, не может!

Вера знала, что вид у нее действительно нагловатый. Но и дражайший супруг, и вся его дипломатическая династия ей изрядно надоели! И угораздило же ее — «псковскую дворняжку», как некогда в сердцах выдала свекровь свежеиспеченной невестке, попасть в это спесивое столичное семейство, где дедушка был дипломатом, папа дипломатом и вот теперь сын «отстаивал интересы страны Советов» за ее рубежами.

А ведь как ей везло сначала! Девчонка с периферии, дочь провинциальных учителей приехала в столицу. И сразу же поступила в архитектурный, хотя собиралась в медицинский. Ну, так получилось! Сразу же получила место в студенческом общежитии, совершенно непостижимым для нее самой образом научилась немного рисовать и сдавать «всю эту долбаную математику и сопроматику», защитила на «хорошо» диплом и за пять лет студенчества отделалась лишь одним абортом.

Трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая жизнь, если б не званый вечер, на который ее притащила подружка.

— Надень на себя все, что есть лучшего, — потребовала Катька Арбузова. — Ты даже не представляешь, куда я тебя приведу!

— У меня и лучшее, и худшее — все одно, — без энтузиазма отозвалась Вера. — А идти мне туда не хочется…

Но пошла.

Это была скучная компания уже немолодых людей, строго одетых, говорящих на серьезные темы и пользующихся за столом тремя вилками. Вера почувствовала себя не в своей тарелке.

— Кто они? — спросила подругу.

— Дура, — прошипела Катька на ухо. — Они почти все дипломаты.

— Ну и что мне от этого?

— Лови момент! Видишь вон того в пиджаке с блестящими лацканами? Это Марк Валерьевич. Клянусь, он на тебя глаз положил. Жена его бросила, а дядька вроде бы ничего, еще не вполне старый…

— Но уже и не вполне молодой! — с грустной иронией произнесла Вера. И вздохнув, добавила: — Не их я поля ягода.

Быстрый переход