Троица гуськом проследовала к выходу. С таким же успехом я мог бы уговаривать уличный светофор.

— Вы нас огорчили, Изюмов, — ледяным тоном сказал табачный король, задержавшись в дверях. — Но мы вам даем еще один шанс: сегодняшний прямой эфир в «Останкино». Сделаете достойный промоушн нашим фирмам — мы закрываем счета в «Лагуне», так и быть. Не сделаете — вам же хуже. Считайте это последним предупреждением.

Дверь закрылась.

— Ушли-и-и, — удивленно протянула Сашка. — А че они так быстро рванули отсюда? Вот еще томатный сок остался, и курица жареная...

Некоторое время я пребывал в раздумьях — сейчас ли мне прибить безмозглую сучку, на скорую руку, или сделать это дома, неторопливо, с комфортом? Ход моих мыслей был прерван уже знакомым толстым официантом. Надрываясь, он втащил в дверь нашего кабинетика огромный поднос с тремя молочными поросятами.

— Ваш заказ, — доложил официант, переводя дыхание. — Фирменное блюдо. Кстати, ваши друзья, которые ушли, сказали мне, что обед будете оплачивать вы... Я правильно их понял?

25. БОЛЕСЛАВ

То, что пилот называл трапом, оказалось веревочной лестницей — легкой и узенькой. Вцепившись в алюминиевые перекладины, я чувствовал себя воздушным гимнастом, справедливо выгнанным из цирка за полную профнепригодность. Наверно, в безветренную погоду спускаться по этой лестнице до самого асфальта было бы сущим удовольствием. Однако от любого, даже легкого, дуновения ветра тебя тут же начинало сносить в сторону, поэтому ты рисковал приземлиться на верхушку дерева, на клумбу с георгинами, на кучу битого кирпича или прямо посреди сохнущего белья. Впрочем, особо выбирать не приходилось: из всех двориков неподалеку от перекрестка этот выглядел сверху единственно подходящим.

Прыгай, Болеслав, сурово приказал я сам себе. Отклеивай свои пальчики и прыгай. Ты не можешь здесь болтаться до бесконечности.

Эх, была не была! Я глубоко вдохнул и разжал руки...

Как мне удалось не оседлать бечевку с развешанными белыми пододеяльниками — ума не приложу. Очевидно, помогла моя политическая изворотливость, столь нелюбимая газетчиками. Белые паруса протестующе захлопали за моей спиной, но я уже обеими ногами стоял на асфальте.

Перед глазами мелькнул, удаляясь, конец трапа, и затем тяжелое вертолетное гудение над головой стало быстро ослабевать. Пилот, получивший от меня вместе с новым званием четкие инструкции, уводил свою машину обратно в Кремль, за подмогой. А я оставался в пустом московском дворике — один и без охраны. Ни Паши, ни Пети, ни штатных секьюрити из ГУО. Ощущение необычное, однако и не без приятности.

Судя по приглушенным автомобильным гудкам, выход на Большой Афанасьевский переулок находился совсем рядом. Кажется, где-то правее мусорных баков, за кустами сирени и россыпями кирпича. Я уже сделал шаг в направлении этих кустов, как вдруг меня остановил детский голосок за спиной:

— Дяденька, ты десантник?

Я обернулся.

Дворик не был совсем безлюдным. Пацан лет шести, не замеченный нами сверху, теперь с любопытством выглядывал из-за парусов пододеяльников. Возможно, он играл в морского «зайца», тайком проникшего на пиратский корабль. В руках у пацана была растрепанная книжица вроде комиксов.

— Тсс! — Я приложил палец к губам.

— Тсс! — согласился начинающий пират, но тут же опять спросил: — Ты наш десантник?

Какой, однако, продвинутый хлопчик, уважительно подумал я. Тактичный. Другой бы на его месте принял меня за американского шпиона и устроил ор на весь двор.

— Я — Бэтмен, — попробовал отшутиться я, взмахнув воображаемыми перепончатыми крыльями.

— Не ври, дяденька, — с легким презрением опроверг меня малыш и потряс своей книжкой с яркими наклейками.