— А то, — хмыкнул Романов. — Наркоту они там будут перерабатывать, никакой другой коммерческий проект в этом обезьяннике прибыли не даст. У этих, что ни построй, непременно взорвут, а наркота — это святое, на такой заводик даже у самого отмороженного джигита рука не поднимется.

Мальков протянул руку и выключил магнитолу, но это не помогло.

— Я б их, гадов, стрелял, — продолжал разоряться прапорщик. — Сидит у себя в студии и врет напропалую, чего сама не знает…

— Чего ты к дикторше-то привязался? — лениво возразил лейтенант. — Вот именно, сама не знает. Ей бумажку с текстом на стол положили, она и читает. Вон, — он ткнул большим пальцем через плечо, в салон, — у тебя целая пачка ориентировок на разных людей. Много ты знаешь, кто из них прав, а кто виноват? Твое дело — задержать нужного человека, а черт он или, наоборот, ангел, пусть суд разбирается.

— Да, уж они разберутся, — с огромным сарказмом протянул Романов.

— Обязательно разберутся, — заверил его лейтенант. — Особенно с твоей помощью.

Прапорщик хмуро посмотрел на него сверху вниз, но затем, решив, по всей видимости, что худой мир лучше доброй ссоры, воспринял небезобидную шутку именно как шутку, а не как выпад, направленный против его, прапорщика Романова, личных и профессиональных качеств. Он ухмыльнулся, снова ткнул концом жезла в козырек шапки, окончательно сбив ее на макушку, и утвердительно произнес:

— Вместе поможем. Куда ж они без нас-то?

— Это верно, — согласился Мальков, хорошо знавший, что ссориться с напарником, особенно таким, как Романов, — значит наживать себе лишние неприятности.

Он снова посмотрел на часы и увеличил громкость рации. Из-за поворота показался движущийся в сторону далекой Москвы автофургон с цельнометаллическим кузовом — не то хлебовозка, не то автозак, на таком расстоянии было не разобрать. Его включенные фары тускло мерцали сквозь повисшее над дорогой сырое, наполовину состоящее из мельчайших брызг грязи марево, выхлопная труба густо дымила: преодолев крутой поворот, водитель разгонял машину, и старенький, плохо отрегулированный дизель с утробным рычанием выбрасывал в атмосферу то, что был уже не в силах переварить и обратить в энергию.

Романов бросил в сторону грузовика равнодушный взгляд. Он даже не стал вынимать из-под мышки радар: и без радара, на глаз было видно, что машина движется со скоростью, весьма далекой от разрешенной. Фургон приблизился, и стало видно, что строили его именно как автозак, хотя о его нынешнем назначении оставалось только гадать. На нем не было ни проблескового маячка, ни надписей, которыми обозначаются спецавтомобили, а сквозь забрызганное грязной изморосью ветровое стекло патрульным не удалось разглядеть ни погон, ни нашивок — водитель и пассажир были в гражданском.

Астматически хрипя и громыхая на неровностях дороги, грузовик прокатился мимо милицейской машины и вдруг, включив указатель правого поворота, свернул на обочину и остановился прямо под щитом с вынесенной авансом благодарностью за чистые обочины. Коротко проскрежетали шестерни коробки передач, глушитель в последний раз плюнул дымом, и мотор заглох.

— Это еще что? — с легким беспокойством произнес лейтенант, озабоченно посмотрев на часы. — Нужда подперла, что ли?

— Прямо у нас под носом? — усомнился Романов. — Это ж надо совсем страх потерять! Пойду гляну, чего там у них. Может, заблудились, а может, пьяные в хлам…

— Пойди глянь, — рассеянно разрешил Мальков и снова посмотрел на часы.