|
Эта цветастая нейлоновая тряпка обошлась казне молодой республики в сумму, по местным меркам весьма и весьма впечатляющую; с точки зрения профессионального вояки, этим деньгам можно было найти куда более разумное применение. С цинизмом, свойственным всем без исключения наемникам, майор Аль-Фахди подумал, что в данном конкретном случае деньги все-таки были потрачены на благо народа — по крайности, его отдельных представителей. Можно было не сомневаться, что, если флаг в ближайшее время не снимут представители законной власти, вскоре какая-нибудь молодуха в одной из окрестных деревень получит от своего суженого нарядную обновку. Возможно, ее за это застрелят прямо посреди пыльной деревенской улочки, но это лишь в том случае, если ей очень сильно не повезет. Представлялось куда более вероятным, что ничего страшного с гипотетической молодухой не произойдет: говорить о полном контроле над территорией, размером превосходящей европейское государство, колонией которого она когда-то являлась, было просто-напросто смешно. Огромные расстояния, малочисленность армии, почти полное отсутствие дорог и кочевой образ жизни многих местных племен сводили вероятность поимки злоумышленника, посягнувшего на новенький государственный флаг и кощунственно обмотавшего им плохо помытые прелести своей избранницы, почти к нулю.
Где-то далеко послышался ровный низкий гул. Прислушавшись, майор поднял голову и, пошарив глазами по небу, далеко не сразу, но все-таки разглядел в блеклой небесной голубизне маленькую серебристую блестку. При рассмотрении в бинокль блестка оказалась самолетом, чему майор нисколько не удивился: самолеты приземлялись в Лумбаши нечасто, но вероятность увидеть в небе парящий над саванной танк или, скажем, паровоз, как ни крути, была еще меньше. Другое дело, что самолет самолету рознь; достойной упоминания боевой авиацией враги молодой республики, по счастью, не располагали, но забросать аэродром бомбами можно и с гражданского аппарата, будь то грузовой «боинг» или легкая четырехместная «сессна». Майор кивнул радисту, и тот принялся крутить верньеры и щелкать переключателями, настраиваясь на условленную частоту. Вызывая приближающийся к аэродрому борт, он говорил на варварском диалекте, который в этих краях считался французским языком. Радист, в отличие от майора, был из местных — просто одна из тех обезьян, которых хроническая бескормица заставила спуститься с деревьев и научила ходить на задних лапах и застегивать ширинку. Майор родился и вырос в большом современном городе на севере Африки, получил недурное образование, был правоверным мусульманином и относился к местному населению с нескрываемым презрением. Он потратил немало времени, сил и нервов, пытаясь сделать из этой банды черномазых язычников нечто способное сойти за солдат хотя бы с приличного расстояния и при не слишком внимательном рассмотрении, так что его отношение к ним во многом было, увы, обоснованным — во всяком случае, с его точки зрения. Связь с самолетом удалось установить со второй попытки. К тому моменту, когда радист и экипаж достигли какого-никакого взаимопонимания, борт уже описал над аэродромом круг и пошел на снижение. Теперь он был виден невооруженным глазом — выкрашенный сверху в защитный цвет, а снизу в серо-голубой, в тон неба, древний двухмоторный «Дуглас» с цветастой эмблемой на потрепанном фюзеляже и хвостовым номером, который, как подозревал майор, представлял собой полнейшую абракадабру, из коей даже пророк Магомет не сумел бы извлечь ни крупицы полезной информации. Когда машина пронеслась над будкой аэропорта, от плотного рева моторов заложило уши; не рискнув садиться с первого захода, пилот набрал высоту и ушел на второй круг. Понять его было несложно: поросшая пучками жесткой травы, короткая и неровная посадочная полоса — единственное, чем мог похвастаться аэропорт Лумбаши, — представляла собой не самое подходящее местечко для того, чтобы играть в орлянку с судьбой. |
