В окне виднелся фрагмент заднего двора, соседнее здание. Дина Борисовна сидела на диване с сумочкой на коленях, смотрела вопросительно. Андрей пристроился рядом – несколько ближе, чем предполагали их отношения, глухо зашептал:

– Ждать придется долго, Дина Борисовна. Полицейские в этой части света не летают на метеорах. Не исключаю, что в комнате ведется запись. Это незаконно, но странным образом сочетается с правами человека. Веди себя естественно, не забывай, что мы женаты. Мы взволнованы, дико устали, мы бежали из страны зла, еле вырвались из клешней КГБ. Поэтому издерганы, нервы на пределе – собственно, так и есть. Если я тебя приобниму, не надо дергаться и устраивать сцен. Поцелую в щеку – тоже терпи. Потом расскажешь, как это было неприятно, а сейчас улыбайся – пусть вымученно, это нормально…

– Да все понятно, – прошептала женщина. – Мне уже плевать, делай что хочешь, целуй, обнимай. Только не увлекайся, а то в лоб получишь…

Оба улыбнулись улыбочками библейских страдальцев. Сидели рядом, не шевелились. Зимин прикрыл ладонью руку Дины. Она было напряглась, протест был очевиден, но скоро расслабилась, смирилась. Время ползло, как раздавленная гусеница. Разговаривать не хотелось. Картинка в окне была статична. Дважды Дина «отпрашивалась» в туалет, возвращалась со скорбно поджатыми губами. Зимин тоже прогулялся – рыжий недоросль неотступно следовал за ним, разве что в кабинку не заглядывал.

Позднее принесли еду – настало время ужина. Это было неплохо. Разносолов в полиции не предлагали, была капуста со свиными ребрышками, какой-то рыхлый хлеб, эрзац-кофе, который здесь считали настоящим. Рыжий служака забрал поднос, улыбнулся на слова благодарности и удалился дальше нести службу.

Они снова сидели в тоскливом молчании. Зимин размышлял, что лучшая пытка – это не избиение, не психологический прессинг, а заставлять человека ждать – от этого можно с ума сойти.

Дело близилось к вечеру, картинка в окне заметно потускнела.

Наконец в помещение вошли незнакомцы. Их глазам предстала идиллическая картина: беглецы из Страны Советов сидели рядом на диване, рука майора покоилась на плече Дины, а ее головка лежала на плече майора. Господа были средних лет, один менее плешив, другой более, одеты в скучные казенные костюмы, оба имели папочки с завязанными тесемками.

Первой дернулась Дина, подняла голову. Андрей почувствовал исходящие от нее флюиды.

– Добрый день, господа, – вкрадчиво поздоровался один из прибывших. – Просим прощения за ожидание. Пройдите, пожалуйста, с нами, в более приспособленное помещение.

Последнее находилось уровнем ниже, почти в подвале. Мебели в комнате был самый минимум, зато, помимо входной двери, присутствовала еще одна – непонятного назначения. А еще имелось крохотное окно под потолком. Обстановка располагала к откровению, но отнюдь не к душевному комфорту.

Беглецы сели на стулья у стены, один из новоприбывших занял место за столом, включил магнитофон на запись. С легким шелестом закрутились бобины утопленного в нишу аппарата.

– Меня зовут Герман Лунке, – представился обладатель небольшого количества волос. – Это мой коллега Рудольф Штоссер. Вот наши документы, ознакомьтесь, пожалуйста.

Из предъявленных бумаг явствовало, что оба трудятся в Федеральной разведывательной службе Западной Германии. Это было именно то, за что боролись… Зимин играл роль немного испуганного, немного обрадованного советского интеллигента, старался не переигрывать. Определенной степенью самообладания его персонаж владел. В глазах Дины Борисовны заблестели слезы. Это было неожиданно и не укрылось от внимания агентов БНД. Они переглянулись.

«Собеседование» продолжалось около часа. Кое-что рассказывала Дина – волнуясь, спотыкаясь; часть повествования досталась Зимину.