Однако проживающим в местечке людям не запрещалось покидать закрытую зону и ездить в городок. Режим секретности отличался от аналогичного в Советском Союзе. Людей взаперти не держали, но негласный контроль все же присутствовал. Работала техника слежения, четко выполняла свои обязанности служба безопасности. Ограда глаза не мозолила, но охрана осуществлялась, и вряд ли посторонний мог бы безнаказанно проникнуть в жилую зону, не говоря уж о самой лаборатории.
Под видом генеральной уборки Андрей еще раз убедился, что в шале шпионских устройств нет. Это все же не иголка. По телевизору показывали бесконечную рекламу, назначение большинства навязываемых товаров оставалось для майора загадкой. Шли слащавые многосерийные фильмы про любовь, боевики, в которых актеры с китайскими лицами плохо играли, но хорошо дрались.
Это был непознанный и не больно-то симпатичный мир, пусть и заваленный благами цивилизации.
На вторые сутки Дина отсутствовала первую половину дня, явилась задумчивая, позвала прогуляться на озеро. В сезон здесь можно было купаться, но сейчас не тянуло. Люди, свободные от работы, совершали прогулки, с любопытством поглядывали на «новеньких». Дина вела себя более-менее пристойно, как сказал бы инженер-проектировщик: в пределах допуска. Уже не чуралась, держала Андрея под руку, хотя и чувствовалось, как ее сковывает напряжение. Она тоже находилась не в своей тарелке. Пристального наблюдения Андрей не выявлял, но сотрудники Вильгельма Бигля в сером облачении порой на них посматривали.
– Завтра выхожу на работу, – сообщила Дина. – Владимир Натанович настаивает, да и быть бездельницей – не в моем характере. Думаешь, мне не интересно то, чем они занимаются? Про ядерное оружие, а тем более какую-то «грязную» атомную бомбу, он ничего не говорил. Это просто исследование радиоактивных элементов. Мирный атом, так сказать.
– Даже спорить не хочу, – пожал плечами Зимин. – Конечно, любимая, выходи на работу, корми семью. Ты свободный человек в свободной демократической стране. Надеюсь, ты осознаешь, что твое участие в проектах Лучинского может оборваться на самом неожиданном месте. Тебе интересно, ты хочешь понять, как тут все устроено и как работает. Пока я на твоей стороне – узнавай, приобщайся. Но не забывай, о чем именно ты должна сообщить Лучинскому. Я не тороплю. Все должно быть естественно и не сразу. Готов потерпеть. Но учти, всем временем мира мы не располагаем. Мне-то что делать? – разозлился он. – От телевизора тошнит, этот приторный коктейль уже бесит. И они до сих пор искренне считают, что в Афганистане мы занимаемся исключительно планомерным истреблением мирного населения. А те, кто нам противостоит, все как один – национальные герои.
– А это не так? – прищурилась Дина.
– Хоть ты-то не будь дурой, – рассердился Зимин. – Вьетнам недавно отгремел, есть еще иллюзии, чем там занималась «армия света» и почему вдруг погибли миллионы вьетнамцев? Миллионы, Дина Борисовна! Повар из меня хреновый, могу приготовить полуфабрикат. Читать Эмиля Золя и Стефана Цвейга в первоисточнике? Это, кстати, лучше, чем Солженицына. Признайся, люди Лучинского подбросили нам эти книжки – из лучших, разумеется, побуждений? Не думаю, что прежние жильцы все это читали.
– А ты ознакомься, не повредит, – хмыкнула Дина.
– Знакомился уже, – отмахнулся Зимин. – Работа такая: врага нужно знать в лицо. Бред собачий – и к тому же плохо написанный. Заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибет. Все преувеличено и смещено на негатив. Конечно, всякое было. Это революция – она чистыми руками не делается. И пена лезет, и болотная муть, и «лес рубят – щепки летят». |