«Надеюсь, не выяснили, что Борис Михайлович мертв», – пронеслась тревожная мысль. Это стало бы равносильно провалу. Как поведет себя в этом случае Дина Борисовна – можно предсказать заранее. Но, судя по всему, новость сквозь стены Лубянки не просочилась, Лучинский ни о чем не знал.

– А ты совсем не изменилась, моя дорогая, – расточал комплименты ученый, – Даже не возражай, со стороны виднее. Устали вы оба, потрясены, это заметно. Представляю вам Анфису Игоревну – моя правая рука и светлая голова, причем во всех смыслах. – Блондинка учтиво кивнула, задержавшись взглядом на Зимине. Отсутствием проницательности эта дама не страдала. – Коренная сибирячка, два высших образования – по биологии и медицине, кандидат медицинских наук, была бы уже доцентом… если бы не выбрала другую карьерную лестницу. У вас еще будет время познакомиться. Это Вильгельм Бигль, начальник, так сказать, нашей службы безопасности, это Людвиг Красслер – посредник, скажем так, между нашим детищем и местными спецслужбами. – Мужчины в костюмах сухо кивнули. – Заранее прошу прощения, если будут на вас косо смотреть – такая у них работа. По коням, господа? Вас ждет уютное местечко, где вы сможете нормально отдохнуть. А ты, Диночка, обязательно расскажешь, над чем трудилась в последнее время…

Эмоции били через край, и их не стоило скрывать. В машине, помимо них и Лучинского, находился только водитель – на вид глухонемой. Остальные сидели в идущем следом внедорожнике. На выезде из Меззена от бордюра оторвалась еще одна машина, пристроилась сзади.

Лучинский не комментировал, значит, так надо. Судя по всему, он был важной персоной, предателя берегли.

Дорога уходила в горы, петляла вдоль подножий, заросших лесами. Лучинский постоянно оборачивался, улыбался, трещал без умолку: о прекрасном местечке, где ему посчастливилось жить и работать, о наполеоновских планах, в которые он обязательно посвятит Дину, о том, что ее второй супруг оказался не так уж плох, как он представлял. Хотя и имеет серьезный недостаток: он не микробиолог и даже не физик. При этом неустанно подмигивал. Он был действительно рад, сыграть такое невозможно. Даже предатели склонны к ностальгии и рады старым друзьям. Подозревать в обязанности Лучинского не входило – пусть подозревают те, кому за это платят. Сказали: все чисто – вот и прекрасно.

Кортеж бежал по живописной горной местности. Открылось плато – зеленые альпийские луга плавно спускались к дороге. Журчала речушка, стремилась к деревянному мостику. На лугу паслись коровы – просто идиллия. На далеком склоне белели аккуратные деревенские домики. Махала крыльями старая деревянная мельница – такими еще пользовались. За горой распахнулась долина между живописными зелеными кряжами.

Начинался населенный пункт, по всему выходило, это и есть Аусвальде. То же самое, что Меззен, только поменьше. Две или три улочки, вереница магазинов, кафе – явно не для туристов, а для местной публики, приземистый универмаг в стиле кубизма. Такое ощущение, что жители в городке никогда не просыпались.

За пределами населенного пункта кавалькада свернула на дорожку, засыпанную мелкой галькой. Громоздились скалы, их было много, просто этажи скал. Мелькнул щит с предостережением о священной частной собственности. Режим секретности здесь обеспечивался весьма специфично. Впрочем, все работало – проволочная ограда на свободных от скал пространствах, ненавязчивая охрана на въезде в закрытую зону. Это было, конечно, не советское, зато с колючей проволокой, типовыми учреждениями и кучкой жилых пятиэтажек.