В «Клубе», как его называли, были установлены особые правила. Вступление в него стоило 500 фунтов. Существование «Клуба» зиждилось на принципе взаимного шантажа. Принимали в него только по личным рекомендациям. И получив таковую, правление «Клуба», в шутку — но лишь наполовину в шутку — именовавшееся его членами «Звездной палатой», требовало сообщить ему, а следом и проверить имена двух близких родственников нового кандидата — жен, матерей, братьев, сестер. Любое нарушение правил, на редкость строгих, влекло за собой мгновенное разоблачение нарушителя — сначала перед его семьей, а затем, если потребуется, и в газетах. Два громких самоубийства последнего десятилетия связывались знающими людьми именно со «Звездной палатой».

Сам дом был построен в конце восемнадцатого столетия. В цокольном этаже его располагалась кухня, на первом — три просторных гостиных, а на следующих двух — спальни. Все окна первых двух этажей заграждались сплошными ставнями. Двери дома редко раскрывались раньше девяти часов вечера летом и шести — зимой. Когда Эдди вступил на подъездную дорожку дома, сквозь ставни пробивались тонкие лучики света.

Персонал «Клуба» составляли прежние старшины или младшие офицеры военного флота, поддерживавшие в управлении обыденными его делами должную дисциплину. Финансами ведал известный банкир, юридическими проблемами — в тех редких случаях, когда таковые возникали, — пара членов Парламента и член Высокого суда правосудия. Раз в месяц здесь устраивался бал-маскарад. Раз в год большой костюмированный бал, на котором по Белой гостиной разгуливали исторические персонажи — от маркиза де Сада до Клеопатры. Когда герцог Кларенсский и Авондэйлский расстегнул перчатки и поздоровался с дежурным портье, тот сказал ему: «Добрый вечер, сэр. Сегодня — все обычные услуги».

4

— Нет, ты только взгляни, Джонни, Господи, да что же это такое!

Пауэрскорт сидел со своим другом лордом Джонни Фицджеральдом в маленькой гостиной верхнего этажа сестриного дома на Сент-Джеймс-стрит. Гостиная именовалась в доме «комнатой дяди Фрэнсиса». Разбросанные по полу игрушки свидетельствовали о том, что племянники дяди Фрэнсиса были постоянными ее посетителями.

— Я к тому, что остается только смеяться, ей-богу. До чего же она напыщенна, эта шатия из Мальборо-Хауса, — Пауэрскорт поднес к свету пару исписанных листков бумаги. — Двенадцать дней назад мы с Роузбери пришли в Мальборо-Хаус, чтобы поговорить с личным секретарем Сутером. Он сказал, что ему потребуется некоторое время, дабы обдумать сделанные мной предложения, те, что мы с тобой, если помнишь, обсуждали в Роуксли.

Лорд Джонни кивнул, помышляя более о бутылке «Шассань-Монтраше» к рыбе, чем о тонкостях детективной работы. Этим вечером ему пришлось довольствоваться простым «Шабли».

— Ну конечно, ответили мы. И Сутер сказал, что через пару дней свяжется со мной. После этого я получил от него первое любовное послание, оно у меня где-то здесь, — Пауэрскорт горестно огляделся по сторонам, словно надеясь, что письмо затесалось между обшарпанными римскими легионерами племянников, — а сегодня пришло и второе.

Он помахал вверх-вниз официальным письмом и зачитал его вслух:

— «Мальборо-Хаус, Пэлл-Мэлл, et cetera, et cetera. Дорогой Пауэрскорт, примите мои смиренные извинения за видимое промедление в том, что касается ответа на Ваши предложения. К нам поступило еще одно из шантажных посланий. В нем упоминается то обстоятельство, что ЕКВ гостило у леди Брук в Истон-Додже. Комментарий опять-таки сводится к тому, что народ Британии не потерпит подобного поведения и монархия рухнет, скандально и с позором.