Изменить размер шрифта - +

Обращаясь к сути Ваших предложений, с сожалением должен уведомить Вас, что нам потребуется более продолжительный период консультаций и наведения справок, прежде чем мы сможем дать Вам какой-либо определенный ответ. Нам очень помогло бы, если бы Вы смогли представить памятную записку, подробнее освещающую то, что мы с Вами обсуждали. Это позволило бы значительно ускорить мои консультации с коллегами. С нетерпением ожидаю Вашего ответа. Ваш покорный слуга, et cetera, et cetera».

— Вот так-то, — сказал Пауэрскорт. — За такие штуки премию надо давать. Ежегодная «Премия Сутера», присуждаемая студентам первых курсов за самый напыщенный образчик английской прозы. И почему я вообще должен что-либо переносить на бумагу? Разве у меня нет собственных государственных тайн, собственных секретных документов, которые вовсе не следует пускать по кругу за обеденным столом Мальборо-Хауса или забывать на бильярде клуба «Мальборо», на расстоянии одного броска игральной кости от улицы?

Фицджеральд, внимательно разглядывавший этикетку на бутылке «Шабли», рассмеялся.

— Не кипятись, Фрэнсис, не кипятись. Ты считаешь новое письмо существенным? Полагаешь, что Бересфорды открыли на Итон-сквер небольшую мастерскую по вырезыванию и наклейке букв, что они-то и есть шантажисты?

— Вполне возможно. Эти послания могут с такой же легкостью поступать от архиепископа Кентерберийского или министра иностранных дел. Их может присылать кто угодно. Они могут исходить даже из самого Мальборо-Хауса, — Пауэрскорт рассеянно вертел в руке одноногого солдата императорской гвардии Наполеона, раненного в сражении с племянником дяди Фрэнсиса.

— А не хочешь узнать, что удалось мне выяснить со времени вечера, проведенного нами в Аундле? Узнал я не так чтобы очень много, но все лучше, чем ничего.

— Превосходно, Джонни. Рассказывай.

— Ну так вот, — начал Фицджеральд, — помнишь, мы говорили о принце Эдди и о том, связан он или не связан с миром мужских борделей?

Взгляд Пауэрскорта привлекла одна из многих картин, посвященных битве при Ватерлоо. Картина изображала британский полк, выстроившийся квадратом у Катр-Бра, перед великой схваткой. В центре квадрата возвышался крепыш старшина, охранявший флаг Союза и знамя полка. Половина образовавших квадрат мужчин стреляла, стоя во весь рост, остальные, те, что находились в переднем ряду, опустились на колено, примкнув штыки, готовые пронзить ими французских кавалеристов, если те посмеют приблизиться, и весело выкликая врага на бой. По краям картины кружила, воздев пики, кавалерия французов, неспособная прорваться внутрь. Ружейный дым овевал бойцов, вдали палили огромные пушки.

Вот она, думал Пауэрскорт, слава британских солдат, отдавших жизни за Короля и отечество. А восемьдесят лет спустя мы сидим здесь, обсуждая мужские бордели, в которые захаживает старший сын принца Уэльского.

Лорд Джонни давно уже привык к временным «отлучкам» неожиданно уходившего в свои мысли друга.

— Как ты помнишь, несколько лет назад на Кливленд-стрит было одно такое заведение. Имелось и еще несколько, разбросанных по той же части Лондона — на задах Фицрой-сквер и за вокзалом Кингз-Кросс. Однако после скандала с Кливленд-стрит богатые люди перепугались. Им вовсе не хотелось, чтобы их застукали еще раз.

Так что они уложили вещички и перебрались в другое место, купив очень милый дом у реки, за Хаммерсмитом. Джентльмены появляются там через благоразумные промежутки времени. У двери дежурит здоровяк, который мог когда-то служить и полковым старшиной. До наступления темноты никто туда, похоже, не заглядывает. Не то чтобы я пробыл там достаточно долго, пытаясь выяснить, входит ли принц Эдди в число завсегдатаев или не входит. Однако готов побиться о заклад — входит.

Быстрый переход