— Чем они там занимаются, Бог ты мой? — спросил он у Роузбери в его библиотеке на Баркли-сквер.

— Полагаю, принц Уэльский никак не может решиться, — ответил Роузбери, наливая в бокалы положенный по сезону белый портвейн. — Он хочет узнать, кто его шантажирует. Но боится того, что может всплыть при любом расследовании. Кстати. Ссору с Бересфордами премьер-министр почти уже уладил. Солсбери говорит, что переговоры по «Берлинскому трактату» дались ему намного легче.

Роузбери купил себе на Рождество скаковую лошадь, которая, по его убеждению, должна была победить на Дерби.

Принц Эдди обручился с принцессой Мэй фон Тек — к радости и облегчению его и ее родителей.

Пауэрскорт подарил лорду Джонни Фицджеральду ящик «Шассань-Монтраше».

Сестры в складчину купили Пауэрскорту первое издание «Упадка и разрушения Римской империи» Гиббона.

Но ближе всего сердцу Пауэрскорта был подарок, который он сам сделал на Рождество своим племянникам.

Часть вторая

САНДРИНХЕМ

Январь 1892

5

Вольтижеры безостановочно продвигались вниз по склону — то была цепь стрелков, авангард армии французов. За спинами их стояли, развернувшись вокруг Бель-Альянса в боевые порядки, отборные части Великой армии Наполеона в шлемах, переливавшихся цветами разных земель. То был военный калейдоскоп. Уланы в красных шапках с белыми плюмажами и медными пластинами, на которых была выгравирована буква «N», егеря в зеленых с алым треуголках, гусары с многоцветными плюмажами, драгуны в медных касках поверх тигровых тюрбанов, кирасиры в стальных шлемах с медными крестами, карабинеры в ослепительно белых мундирах и гренадеры Старой гвардии в тяжелых меховых киверах.

По другую сторону долины ожидали своей участи британцы — разношерстная армия в разношерстных мундирах.

— Огонь! — приказал тонкий голосок. — Огонь!

— Бам! Бам! Бам! Бам! — вскричали два других.

— Если я поосновательнее затянусь сигарой, — сказал лорд Фрэнсис Пауэрскорт, который, вообще-то говоря, сигар терпеть не мог, но полагал, что история требует жертв, — мы сможем окутать все поле сражения дымом.

Вот это и был его рождественский подарок трем племянникам — огромная раскладная доска, в мельчайших подробностях изображавшая поле битвы под Ватерлоо, и игрушечные солдатики в мундирах всех войск, какие сошлись в тот июньский день.

Уильяму, старшему из племянников Пауэрскорта, было уже восемь — он командовал двумя солдатами помоложе, Патриком и Александром. Патрик был барабанщиком, снабженным копией инструмента, который на европейских полях сражений вел к победам и славе французскую пехоту. Александр состоял в горнистах-сигнальщиках и был обучен передавать разного рода приказы солдатам армии Веллингтона.

— Первым делом после артиллерийской бомбардировки, — Пауэрскорт отважно затянулся сигарой и заволок поле битвы дымом, — стало наступление на ферму Угумон. Четыре полка ветеранов, — он указал на горстку солдатиков, — двинули к ней. Бей в барабан.

Пока Уильям продвигал сквозь дым войска, Патрик отбивал pas de charge: бу-бум, бу-бум, бу-бум, бу-бум.

— Отлично, — сказал Пауэрскорт. — Итак, Александр, — обратился он к младшему из племянников, — ты стоишь близ герцога Веллингтона, вот он, сидит на коне по имени Копенгаген. Твое дело трубить, передавая его приказы. Смотри! Он увидел, что французы приближаются к шато. Необходимы подкрепления. Ну же! Труби!

Нельзя сказать, чтобы Александр овладел всем репертуаром горниста — от побудки до вечерней зори, — но шум он умел создавать немалый.