Конечно же Роберт чувствовал, как напрягается все мое тело. Я молча умоляла его прекратить. Потом раздавался тихий вздох, и Роберт убирал руку. Но после того как Роберт увез детей, а потом молча стоял в дверях спальни Жасмин и слушал, как я желаю ей спокойной ночи, все изменилось — в последние два года он больше не вздыхал. Вместо этого тихонько шептал, обдавая дыханием шею: «Сладких снов, милая». Три ласковых слова — казалось бы, безобидных. Но на самом деле это было напоминание, угроза.
А еще Роберт все время наблюдал за мной. Если мы были в одной комнате, стоило поднять глаза — и сразу натыкалась на его взгляд. Иногда занималась хозяйством на кухне, готовила или гладила, а Роберт следил за мной из сада. Взгляд его пронзал, словно холодный клинок. Если неожиданно оборачивалась, непременно замечала в окне лицо Роберта. Тогда он улыбался, махал мне рукой и отворачивался. Будто такое поведение в порядке вещей. Я же едва выносила эту постоянную слежку. Чувствовала себя связанной по рукам и ногам, будто в коконе или в смирительной рубашке. И липкий, холодный пот — я же знаю, что, если попытаюсь высвободиться, паутина опутает еще сильнее.
Не знаю, когда поняла, что больше так жить не могу. Кажется, началось все с разговоров других матерей, когда мы все вместе ждали окончания уроков, чтобы забрать детей. Эти женщины смеялись и шутили, всячески критикуя своих мужей. Называли лентяями и бездельниками, сетовали на чрезмерную любовь к футболу, ругали за неаккуратность и нечистоплотность. Но при этом в их взглядах читалась нежность. Мне же сказать было нечего. В голову приходило только одно — «муж за мной следит», но я отлично понимала, как это воспринимается со стороны.
Я решила поговорить с Робертом, убедить, что такая холодная, бесчувственная женщина ему не нужна и он заслуживает кого-то получше. Пусть рядом с Робертом будет та, которая сможет любить его и заботиться о нем так же, как он любил и заботился обо мне. И тогда Роберт спросил меня о детях. Если я в принципе не способна на чувства, значит, я и к ним равнодушна? Вопрос, конечно, был глупый. Дети — моя жизнь, и я обожаю их всем сердцем. Неужели он сам не понимает? Тогда Роберт заключил — выходит, я все-таки не бесчувственная. Получается, дело в том, что я не могу любить его? В этом причина? Роберт и сам знал ответ на свой вопрос. Но как я могла признаться, что хочу уйти от него? Нет, я была просто не в состоянии. В конце концов мы обратили разговор в шутку, списав мое настроение на «гормоны». Универсальное объяснение на любой случай — единственное, которое мужчины принимают без вопросов.
Несколько дней мы на эту тему не заговаривали, но потом Роберт неожиданно начал строить планы на нашу следующую поездку. Сказал, что хочет еще раз сходить к маяку на острове Южный Стэк, и поинтересовался, помню ли я, как мы были там в прошлый раз? Я не понимала, на что он намекает, и вдруг вспомнила, как стою на краю скалы, а Роберт рассказывает, что какой-то мужчина покончил с собой, спрыгнув с нее. Роберт еще назвал это место «самым подходящим, чтобы умереть». По коже пробежал холодок, будто в комнату ворвался порыв холодного ветра. Еще несколько недель мы с грехом пополам уживались, но потом Роберт выступил с коронным номером и увез детей. Словами не описать, что мне пришлось пережить, когда я думала, что потеряла их, и все же я почему-то чувствовала себя так, будто сама во всем виновата. Как и следовало ожидать, Роберт сказал полиции, что я знала о его планах, просто совсем о них забыла. Оказалось, это только начало — на этом Роберт не остановился и при каждом удобном случае продолжал ставить под сомнение мою адекватность. Случаи, когда я якобы забыла забрать детей из школы, разговоры с другими матерями, расписание, по которому Роберт отслеживал каждый мой шаг… Причем все это Роберт без малейшего стеснения рассказывал моему врачу, учителям, врачу детей, социальным работникам… Я начала понимать, что, если подам на развод, есть очень большая вероятность, что Роберт получит опеку над детьми, сославшись на мою предполагаемую ненадежность и неуравновешенность. |