Но я не смею стоять здесь целый вечер и хвастать перед Вами нашими национальными добродетелями. Не относитесь слишком строго, когда кто-нибудь 4 июля слишком хвастливо превозносит свое отечество: в этот день так соблазнительно и естественно перехватить через край!

Разрешите мне еще только одно самохвальное признание:- именно следующее: мы имеем образ правления, который, предоставляя всякому равныя вообще права, отнюдь не покровительствует кому-либо в особенности. У нас никто не появляется на свет с правом смотреть свысока на своего ближняго и презирать его. Да будет это утешением для тех из нас, которые не родились герцогами, и да послужит для нас надеждой на лучшую будущность тот факт, что, как бы неудачны ни были доныне наши политические нравы, Англия успела достигнуть высокаго значения, оставив далеко за собой тот еще более неудачный период, когда Карл 1-й возвел в дворянское достоинство публичных женщин и когда любая государственная должность была предметом купли и продажи. Да, мы воистину можем еще надеяться!

Вышеизложенное составляет спич, который я намерен был произнести; но председательствовавший на банкете, наш посланник, генерал Шенк, встав после молитвы из-за стола, обратился к нам с невыразимо снотворной, длинной-длинной речью, заключившейся той мыслью, что, так как всякия ораторства, повидимому, вовсе не способствуют оживлению гостей, то на сегодняшний вечер желательно закончить тосты, посвятив остаток его дружеской интимной беседе с нашими соседями, что для всех будет несравненно веселее. В виду такого заявления, 44 из приготовленных спичей, как известно, умерли в утробе ораторов, не успев родиться. Всем сотрапезникам останутся на веки памятными та унылость, мрачность и чопорность, которыя наступили с этого момента на нашем банкете. Единственно, благодаря этому необдуманному заявлению, генерал Шенк лишился 44-х лучших друзей своих в Англии. Многие из них говорили в тот вечер: «и такого-то человека послали сюда в качестве нашего представителя в великом родственном государстве!»

1896