— Впустите меня!

Босиком я дошлёпал до двери и отодвинул задвижку.

В коридор ворвался тёплый и влажный ветер, за ним Эн.

— Где ибу Ина? Я к ней, срочно, срочно!

— Её здесь нет, Эн. Что стряслось?

Он видимо расстроился. Поправил пальцем очки:

— Но мне надо к ней.

— Она сегодня ночует дома. Ты ведь знаешь, где она живёт?

Эн кивнул с несчастным видом.

— Но она мне велела прибежать сюда и здесь ей всё сказать.

— Когда, зачем, почему?

— Когда кто-то чужой будет спрашивать, где клиника. Тогда я должен прибежать и ей рассказать.

— Но она… — Тут до моего мозга сквозь лихорадочный туман дошло значение сказанного им. — Эн, кто-то чужой спрашивал о клинике?

Информацию из него мне пришлось вытягивать постепенно. Эн жил в доме своей семьи сразу за варунгом (продуктовой торговлей), в самом центре деревни, по соседству с сельской управой (кепала деса). Когда ему не спалось, он, лёжа в своей постели, мог слышать бормотание посетителей варунга. Слышал он многие деревенские сплетни, хотя и не всё услышанное понимал. С наступлением темноты беседовали, как правило, мужчины, проводившие вечер за чашечкой кофе: его отец, дядья, соседи. Но сегодня прибыли двое неизвестных в шикарной чёрной машине, подъехали на свет, к варунгу, и нахально, не здороваясь и не представляясь, спросили, «где тут у вас клиника». На больных они вовсе не походили. По одежде городские. Грубые, как полицейские. Потому и разъяснения от отца Эна они получили весьма многословные, но совершенно неверные. Так что клинику им не найти.

Сразу не найти, но кто ищет, тот всегда найдёт, деревня-то не такая уж большая, чтобы в ней долго искать надо было. Потому-то Эн быстренько оделся и прибежал, чтобы рассказать обо всём ибу Ине.

— Молодец, Эн, — похвалил я его. — Ты всё правильно сделал. Надо тебе теперь пойти туда, где ночует ибу Ина, и сказать ей. — А я тем временем соберу свои пожитки и покину клинику. Спрятаться в рисовых полях да пересидеть, пока копы смоются.

Вроде бы я для этого силён достаточно. Пока что.

Но Эн со мной не согласился. Он скрестил руки и отступил от меня на шаг:

— Она сказала здесь ждать.

— Хорошо, но ждать-то до утра придётся.

— Она почти всегда здесь спит.

— Но не сегодня. Честно, Эн, это может быть опасно. Понимаешь, эти люди могут быть врагами ибу Ины.

Но в него вселился какой-то бес упрямства. Несмотря на наши внешне дружеские отношения, Эн мне не доверял. Он чуть поколебался, широкими лемурьими глазами глядя на меня, затем метнулся в обход меня, в глубь клиники, вопя:

— Ина, Ина!

Я метнулся за ним, на бегу включая свет.

На бегу же я пытался осмыслить ситуацию. Грубияны, разыскивавшие клинику, могли быть новыми реформазами из Паданга, могли быть и местными сельскими копами, могли работать на Интерпол или на Госдепартамент — на кого угодно, кем могла вертеть администрация Чейкина.

И если они искали меня здесь, означает ли это, что к ним в лапы уже попал Джала, бывший муж Ины? Или, не дай бог, Диана?

Эн ворвался в кабинет Ины и в потёмках врезался лбом в арматуру смотрового стола. Он рухнул на пол, и я подбежал к нему, плачущему беззвучно, испуганному, с текущими по щекам слёзами. Шрам над левой бровью выглядел устрашающе, но, разумеется, опасности не представлял.

Я положил руки ему на плечи.

— Эн, видишь же, нет её здесь. Правда, нет её. Правда. И если бы она узнала, что ты сейчас здесь, она велела бы тебе бежать к ней. Она не стала бы заставлять тебя ждать её в темноте, так ведь?

— Угу…

— Тогда беги домой.