Теперь шум донёсся от задней двери, запертой на наружный висячий замок. Гремел замок, лязгал засов.

Может быть, они орудовали ломиком или монтировкой. Конечно же, замок долго не продержится.

Я поковылял к третьей двери, к двери Эна, к боковой… Отпер и открыл её, надеясь, что за ней никто не подкарауливает. Никого. Оба этих — если их двое — у задней двери. Они что-то бормотали, но голоса их терялись на фоне лягушечьей какофонии и шума ветра.

Уверенности, что я смогу спрятаться на рисовом поле, я не ощущал. Хуже того, не ощущал я уверенности и в том, что не рухну через шаг-другой.

Но тут раздался треск и грохот отскочившего замка. Стартовый выстрел, подумал я. Вперёд! Давай, давай! И я, подхватив чемоданы, шатнулся в сторону поля, босиком в звёздную ночь.

Гостеприимство

Молли Сиграм встретила меня в это утро вопросом:

— Видели? — Она ткнула пальцем в журнал на своём столе. Выражение лица её при этом стало кислым, ничего доброго не предвещавшим. Журнал — лощёный ежемесячник из задающих тон, на обложке физиономия Джейсона. И подпись под фото:

Некоторые частные аспекты

ЗА ОБЩЕСТВЕННЫМ ФАСАДОМ ПРОЕКТА «ПЕРИГЕЛИОН»

— Ничего хорошего, как я понимаю?

Она пожала плечами:

— Лестным не назовёшь. Возьмите, прочитайте. Можем обсудить в ресторане. — В этот вечер я пригласил её в ресторан. — Да, и ещё: миссис Такмэн в третьем стойле.

Я не раз просил её не употреблять такого рода выражений, однако не стал заострять на этом внимания, а журнал сунул в свою почту. В этот дождливый апрельский день, кроме миссис Такмэн, на утренний приём никто не записывался.

Миссис Такмэн — жена одного из инженеров фирмы. В течение последнего месяца я принимал её трижды, она жаловалась на нервозность и утомляемость. Причины этих явлений нетрудно угадать.

С закрытия Марса прошло два года, «Перигелион» трясли слухи о предстоящих увольнениях. Финансовое благополучие её мужа оказалось под угрозой, собственные попытки найти работу не увенчались успехом. Она поглощала ксанакс в угрожающих количествах и хотела выписать ещё больше, причём немедленно.

— Может быть, обдумаем, чем его заменить, — предложил я.

— Антидепрессантов я не хочу, если вы это имеете в виду. — Миловидное лицо миниатюрной пациентки нахмурилось и потеряло привлекательность. Взгляд её беспокойно метнулся по кабинету и на время задержался на окне, по стеклу которого стекали капли дождя. Окно выходило на южный газон. — Нет, я серьёзно. Я полгода сидела на паралофте и не вылезала из туалета.

— Когда?

— До вашего прибытия. Доктор Кёниг выписывал. Конечно, тогда всё обстояло иначе. Карла я почти не видела, так он был занят. Одинокие ночи, конечно, но зато работа выглядела надёжной, гарантированной. Где теперь те времена… Это же отражено в моей… как она там… карточке, что ли?

Её карточка — точнее, пухлая тетрадка — лежала передо мной на столе. Каракули доктора Кёнига сразу не разберёшь. К счастью, он выделял основное красным: аллергические реакции, хронические состояния. Записи его в истории миссис Такмэн отличались сжатостью, лаконичностью. Да, паралофт… Да, курс прерван по инициативе пациентки, которая жалуется на «нервность, страх перед будущим». Хотел бы я знать, кто не испытывает страха перед будущим…

— А теперь нельзя рассчитывать даже на работу Карла.