– А Леонид уволился и уехал, не выдержав позора.

– Он исчез. Испарился. Перестал появляться на работе. Ребята с завода пошли к нему домой. Все вещи там были разбросаны. Он попросту удрал, как пугливый заяц. С тех пор о нем никто не слышал. Потом на завод от него пришла телеграмма с просьбой выслать трудовую в Нижний Тагил. Ему выслали и в добавок послали очень хорошую характеристику. Завод к нему никаких претензий не имел.

– Как можно высылать документы, не зная кому? А если…

– Я понял вас, – улыбнулся полковник. – Документы выслали заказным письмом на почтамт «До востребования». Их мог получить только Леонид по своему паспорту.

– Хорошо, – согласился Громов. – У меня к вам большая просьба, товарищ полковник. Могли бы вы мне сделать копии фотороботов и фотографий Леонида Кочергина? Они же есть в деле. И еще меня интересуют отпечатки пальцев всех троих.

– Боитесь ошибиться? Сделаем, нет проблем. Но за семь лет люди сильно меняются.

– До неузнаваемости? Вряд ли. А что с тем пареньком, который сидел под кроватью?

– Талант, помаешь ли. Сейчас в Москве учится, в Строгановке. Даже в выставках участвует. А дед его давно умер. Резко сдал после ограбления и, протянув два года, сошел в могилу.

– У этой истории может быть интересное продолжение, – задумчиво проговорил Громов.

10

Войдя в гостиную прямо в пальто, шляпе, с тортом в руках, Антон оторопел и потерял дар речи.

На диване сидел Длинный с его дочерью на руках, рядом Лена, а кавказец их фотографировал. Все улыбались.

– Вот и Антоша вернулся.

Лена встала, подошла к мужу и чмокнула его в щеку.

– К тебе друзья пришли. Сослуживцы решили навестить бывшего коллегу. Очень трогательно. А ты говорил, что никому не нужен.

У Антона судорогой свело мышцы, он не мог шелохнуться.

Лена подошла к Длинному и взяла дочку.

– Пойду уложу Катьку спать, а потом сделаю вам закуску. Так мы договорились, Никита, вы будете Катюшиным крестным.

– А то как же. Я даже Антона крестил в некотором роде, благословил на ратные подвиги.

– Ну что ты стоишь как истукан? – прошептала Лена, направляясь к выходу.

– Никита, говоришь? – прохрипел Антон, не узнавая собственного голоса.

– А что тебя смущает, подельник? Почему Никита Кочергин не может быть другом семьи бывшего опера?

– Тебя не узнать.

– В Оренбурге один членовредитель, который назвался хирургом-косметологом, немного поколдовал над моей мордой. Через две недели снял бинты, я вышел от него неузнаваемым и без проблем уехал из города с чистыми документами. Обложили меня, как волчару, со всех сторон, надо же было как-то выкручиваться. Я всегда в белом фраке, а все остальные в дерьме. Кажется, так ты говорил? Или кто-то другой?

Антон нашел в себе силы сдвинуться с места и сесть в кресло.

Шибздик-кавказец продолжал фотографировать.

– Что тебе надо, оборотень?

– Миллион в той же валюте, и мы квиты.

– А почему не десять?

– Ну я же не наглец. Миллиона нам с каракатицей хватит. – Он кивнул в сторону подельника. – Получим и уедем. Ты можешь тоже смыться. У тебя в подвале миллиарды лежат, бери не хочу. Все лучше, чем лишиться семьи и сесть за решетку.

Антон скрипнул зубами.

– Не заикайся о моей семье…

– И чего ты мне сделаешь? В драку полезешь? Глупо.