— Не пошел бы, — твердо сказал Свиридов. Ему уже было не страшно, а смешно.

— Вот я посмотрел бы на тебя! — орал Сазонов. Сзади гудели — он своим «фокусом» перегородил двор, но и не думал трогаться с места.

— Машину подвинь, проехать надо, — сказал Свиридов.

— А ты не учи! — огрызнулся Сазонов, завелся и перепарковался.

Мимо тяжело проехал черный джип. Хвост за Сазоновым, подумал Свиридов и усмехнулся, — явно хвост. Приехал, утешил, теперь тоже в списке.»

— В общем, так, — сказал Сазонов, внезапно успокоившись. — Свои дела как хочешь разруливай, но пока чтобы я тебя не видел, не слышал. Близко к «Спецназу» не подпущу.

— Да я сам к твоему «Спецназу» близко не подойду.

— Вот и правильно, — обиделся Сазонов. — И звонить мне по ночам нечего.

— Стучать нечего, тогда и звонить не будут.

— Ладно, ладно. Мне пора.

— Ну конечно, ты занятой у нас. Езжай, Коля.

— Давай, давай.

— Только знаешь чего? — сказал Свиридов, уже вылезая из «фокуса». — Как меня начнут на допросы тягать, я им обязательно расскажу, как ты министра обороны называл. У Кафеля на юбилее. Еще Гутин был, слышал. Так что жди.

— Сука! — прохрипел Сазонов. — Вон пошел, мразь!

— Так и скажу, — ликуя, произнес Свиридов и хлопнул дверцей. Сазонов резко взял с места и понесся со двора.

Дома Свиридов уселся на подоконник и стал приходить в себя. Он понимал, что Сазонов обозлился на себя самого, что заботой о коллективе оправдывает собственное свинство, что свиридовская зачумленность возвращает ему чувство благополучия и безопасности, — но уязвляло его не это. Что-то было не так. Дело было даже не в том, что Сазонов оказался такой дрянью, — в конце концов, Свиридов никогда его не любил, — а в том, что он оказался ею так быстро. Он будто готовился, прикидывал этот вариант, избавлялся от Свиридова при первой возможности — а стало быть, давно мечтал его выкинуть. Мир только и ждал, чтоб наброситься, мерзость искала щель, чтобы в нее хлынуть, — и список дал отмашку на все худшее. Теперь надо было изо всех сил делать вид, что ничего не произошло, — и мир мог еще вернуться в прежний вид. С утра Свиридов собирался ехать к матери, вот и надо поехать к матери.

Отец Свиридова пропал без вести в девяносто пятом году. Таких историй было тогда много. Весь девяносто пятый год выпал из жизни Свиридова, он и теперь, одиннадцать лет спустя, старался его не вспоминать. В реальности появились дыры, и люди проваливались в них сплошь и рядом. У свиридовской однокурсницы в девяносто восьмом так же необъяснимо исчез жених, а до того, в девяносто третьем, у одноклассницы пропал старший брат, но он хоть штурмовал «Останкино» в ополчении Макашова, а жених однокурсницы разругался с партнером по бизнесу: у всех были причины исчезнуть, а у отца никаких. И самое страшное, что Свиридов весь год ждал чего-то подобного — обостренная ли интуиция была виновата, сам ли он себе задним числом внушил, что к тому давно шло, но отец исчезал постепенно, становясь все прозрачней, все необязательней. В институте его сократили за год до исчезновения, бомбить на «москвиче» он не отваживался — водителей тогда грабили за здорово живешь, да и водил он так себе.