Констанция вытащила булавки из широкополой шляпки и сняла ее.

— Мне очень жаль, — с искренним раскаянием сказала она. — Я не хотела, чтобы вы тревожились, и обязательно сообщила бы вам, что задерживаюсь, но у меня не было возможности. У меня был очень интересный день. — Ее щеки раскраснелись, темно-зеленые глаза сверкали, казалось, энергия переполняет ее. — Мне очень жаль, — повторила она. — Вам пришлось одним готовиться к приезду гостей.

— Да здесь почти нечего было делать, — заверила ее Честити, улыбаясь. Видно было, что она испытала огромное облегчение при появлении сестры. — Тебе крупно повезло — не пришлось есть холодный пирог с треской.

— Вчерашний?

— Угу.

— А я съела жареный пирожок и выпила бокал вина, — с раскаянием произнесла Констанция. — Но, честно говоря, еда меня интересовала меньше всего.

— Так где же ты была? — с любопытством разглядывая ее, спросила Пруденс.

— Вы помните Эммелину Панкхерст, мамину подругу?

— Конечно. Мама работала с ней в комитете защиты женских прав и в комитете по защите собственности замужних женщин. Я думала, она живет в Манчестере.

— Уже нет. Я знала, что она переехала в Лондон, но мне не представлялся случай навестить ее. А сегодня утром мы буквально столкнулись. Она вместе с дочерью Кристабель организовала лондонское отделение Женского социально-политического союза. Они пытаются добиться права голоса для женщин, но вы, безусловно, уже знаете об этом. — Констанция принялась рыться в сумочке. — Сегодня утром я отправилась на собрание союза, а потом записалась в члены… Вот, видите? — Она вытащила яркий бело-малиново-зеленый значок. — Это мой официальный значок с цветами союза.

— Итак, ты отправилась за лентами, а вернулась с политическим мандатом, — сказала Честити. — Как это произошло?

— Я даже не успела зайти в магазин. Столкнулась с Эммелиной у входа, и она пригласила меня на собрание. Она произнесла речь в Кенсингтонском дворце. Это было потрясающе! Вы даже представить не можете.

Констанция принялась быстро рассказывать, едва поспевая за мыслями, и по мере того, как она говорила, в ее голове всплывали все новые подробности утреннего собрания. Восторженные, полные энтузиазма речи присутствовавших все еще звучали у нее в ушах. Она с рождения слышала все то, что обсуждалось на собрании Женского социально-политического союза, но на таком мероприятии присутствовала впервые. Ее мать очень убедительно доказывала своим дочерям необходимость предоставить женщинам равные права с мужчинами. Но восторг присутствовавших на собрании женщин, охваченных общей идеей, готовых сражаться за правое дело, чувство локтя — все это было для Констанции внове.

— Не скажу, что меня это удивляет, — заметила Пруденс. — Ты всегда принимала все это очень близко к сердцу. Не то чтобы нас с Чес это волновало меньше, просто все эти громкие речи с трибуны и союзы не для меня.

Констанция покачала головой:

— Я тоже так думала, но там со мной что-то произошло. Меня словно неожиданно… захватило… — Девушка пожала плечами, не в силах более точно описать те ощущения, которые она испытала.

— В любом случае делай что хочешь, только не показывай никому свой значок, — серьезно сказала Пруденс. — Если узнают о том, что ты вступила в союз, очень быстро кто-нибудь знающий политические взгляды авторов «Леди Мейфэра» сложит два и два. И тогда поднимется настоящий переполох.

— Ты права, — согласилась Констанция.