Александр Грин. Спокойная душа
Дух вечера, неторопливо овладев солнцем, прикрыл его низкими, воспламененными облаками, но солнце, временами пробивая слои красных паров, еще с час полосовало равнину приникшим к траве светом. Когда это кончилось, нерешительно блеснули первые звезды. Выразительный, жесткий стук выстрелов, разрывающий, не смолкая, тишину природы, напоминал треск огромного кузнечика страны Бробдиньягов.
В траншее, в черном цвете разрытой земли тускло-зеленый цвет защитных рубах выделялся уже не так резко, зато огни папирос стали заметны; наступал мрак.
Солдат Неборский присел отдохнуть.
— Ну, как, страшно? — спросил его молодой унтер из вольноопределяющихся и сел рядом.
Неборский был на позиции всего второй день.
— Сказать вам правду? — ответил он, закуривая, неторопливо гася спичку и расправляя усы. — Хотите верьте, хотите — не верьте. Не страшно совсем, и не было страшно да и не будет.
— Как так? — возразил унтер. — Вы нервный, это по лицу видно, а жутко бывает всем.
— Обстоятельства так сложились, что меня не могут убить, — заявил, подумав, Неборский, и в красивом, бородатом его лице мелькнуло добродушно-лукавое выражение.
Унтер пожал плечами.
— Я, конечно, не хочу, чтобы вас убили… Пустяки все это. Что же это за такие бронированные обстоятельства?
— Вся жизнь. Ее логика — логика моей жизни.
Над головами их посвистывали, распевая вдали, пули, и унтер думал:
— Тянуть, как вальдшнепы, по одному месту. Попробуй-ка, высунься…
— Возьмем прошлое, — сказал Неборский. — Я выбивался, как говорится, в люди крайне медленно, с огромным трудом. С пятнадцати до двадцати восьми лет мне пришлось множество раз рисковать здоровьем на всевозможных профессиях. Однако мое упорство привело меня, в конце концов, к настоящему, осмысленному трудовому благополучию. Настоящее таково: небольшое имение, хорошая, как весна, жена и трое детей. Будущее этих родных мне людей лежит, конечно, на мне. Это я и называю логикой обстоятельств — они требует моей жизни, а не смерти. В то, что останусь жив, я верю, и поэтому душа моя очень спокойна.
Он помолчал и прибавил:
— Короче говоря, я верю, что судьба хочет того же, чего хочу я.
Он бросил окурок и поднялся во весь рост, спокойный молодой сильный, с ружьем в руках, готовый возобновить стрельбу, и упал. Пуля ударила его в бровь.
Унтер неподвижно сидел с минуту, нервно косясь на содрогающееся тело Неборского, затем чиркнул спичкой и осветил окровавленное лицо мертвого. Правый глаз, красный как помидор, вылез из раздробленной орбиты, напоминая глаз рыбы, изуродованный крючком, неожиданно рванувшим ее из призрачной воды жизни к берегу смерти, у которой тоже есть своя логика.
|